— Ты же знаешь, это и твой дом, — сказал Клефас. — Но надо быть реалистами.
Бардас вопросительно изогнул бровь:
— Реалистами?
— Верно, — ответил Зонарас. — Посмотри в лицо фактам, Бардас. Мы производим достаточно, чтобы прокормить двоих. На троих еды не хватит.
Бардас поерзал на стуле.
— Не обязательно, — возразил он. — Троих бесполезных неудачников вроде вас — может быть. Заткнись, Клефас, когда я захочу узнать твое мнение, то скажу тебе об этом. Ферма — очень хорошая, по крайней мере была во времена отца. Согласен, богатыми мы не были, но на хлеб нам всегда хватало, никто не ходил голодный и голый, насколько я помню.
Зонарас вспыхнул.
— Мы очень много работаем, Бардас. Мы встаем и уходим пасти стада, когда ты все еще спишь в своей берлоге. Так что не смей диктовать нам, что делать.
— Но кому-то ведь надо этим заниматься, — невозмутимо ответил Бардас. — Я вовсе не говорю, что вы ленивы, никто не смог бы вас в этом обвинить. Вы просто бесполезны. Тупы. Вы портите все, к чему прикасаетесь. Если есть девяносто девять способов сделать что-то правильно и один неправильно, вы всегда выберете неправильный способ. И знаете почему?
Клефас вскочил, потом, поколебавшись, сел.
— Полагаю, ты скажешь нам.
— Угадал. Потому что вы неудачники, вот и все. Это не ваша вина, — продолжал Бардас. — Вы младшие сыновья, и если бы мы были обычной семьей, то за вами постоянно присматривали бы старшие, все, что от вас требовалось бы, — работать. Сначала присматривали бы мы с отцом и Горгасом, потом наши сыновья. А вам пришлось думать самостоятельно, хотя никто вас этому не научил. Ну? Нечего возразить?
Повисла тяжелая, напряженная тишина.
— Хорошо, — наконец промолвил Зонарас. — Но кто во всем виноват? Кто усвистал отсюда, потому что не мог больше оставаться в Месоге? Если бы у тебя хватило мужества не убегать и не бросать нас…
— Ради Бога, я все для вас делал, — сердито ответил Бардас. — Все эти годы я рисковал жизнью, спал в таких местах, в которых даже свинья бы спать побрезговала, и все ради вас…
Клефас снова вскочил.
— Как мило! — прокричал он. — Все, что от тебя требовалось, — это посылать нам деньги, да? Как будто мы какие-нибудь инвалиды. А мы мечтали только о том, чтобы заработать больше денег и сказать тебе, чтобы ты засунул свои подачки сам знаешь куда. И если ты думаешь, что можешь как ни в чем не бывало вернуться и начать нами командовать, то ты глупее, чем кажешься.
Бардас смерил его ледяным взглядом:
— Сядь, идиот. И перестань дергаться, у меня от тебя голова болит. Факт остается фактом, я могу взять на себя управление фермой, и уже через год у нас будет более чем достаточно на троих. Продолжайте работать, как сейчас, и так и будете до старости гнуть спины с утра до ночи, чтобы наскрести на кусок хлеба. И ради чего? Ради тупой гордости. Вы оба — как дети.
— Правда? — сказал Зонарас. — Ну хорошо, большой брат, давай расскажи нам, что мы делаем не так.
Бардас пожал плечами:
— С чего начать? Ладно, сейчас я наобум назову десять вещей, которые вы делаете неправильно. От первой до десятой включительно. Посмотрите в окно и увидите десять рядов виноградных деревьев, одни листья и никаких виноградинок. Хотите знать почему? Потому что вы перекормили, переудобрили и пересушили их. Дальше — десять кустов бобов, которые вы сожгли заживо, засыпав их навозом. Теперь переходим к засохшим сливам, которые вы так окольцевали, что плодов они больше не дают, а потом переходим к вашей гордости — оливам. Должно быть, много времени ушло на то, чтобы довести их до такого состояния, но они все погибнут, потому что между ними растут два дуба, а каждому дураку известно, что корни дуба отравляют оливы. Теперь лук…
— Хорошо, — прорычал Зонарас. — Мы поняли. Но ведь все люди ошибаются.
— Да, — вздохнул Бардас. — Однако не во всем, что делают. Чтобы портить все вокруг, нужен настоящий талант. И знаете что самое печальное — ваши беды от того, что вы слишком стараетесь. Если бы вы делали только самое необходимое, а остальное время сидели, балдея, под деревьями, проку было бы намного больше.
— Ладно. — Теперь Зонарас был вне себя от ярости. Бардас понял, что тот в любой момент готов начать махать кулаками, и внутренне собрался. — Значит, мы дураки. Ну и что? Нам никто никогда ничего не рассказывал. Отец все объяснял только тебе и Горгасу. Если бы мы остановились и спросили, то сразу же получили бы затрещину. Так было всегда: «Тебе об этом знать не надо, Бардас знает. Делай что велено, а думать обо всем будут старшие». Хорошо, мы делали что велено, и чего мы добились? Мы умеем лишь трудиться. А где все это время был ты? В Городе, убивал людей.
Бардас почувствовал, что ему не хватает дыхания. Странно. Человеку, который зарабатывает на жизнь, убивая людей, не знакомо чувство ярости.
— На твоем месте я бы замолчал. — Братья презрительно посмотрели на него.
— Угрожаешь? — сказал Клефас. — Я знал, что этим рано или поздно кончится. Бардас — воин, могучий фехтовальщик, делай как велено, или я проткну тебя мечом. Что, убьешь меня, если я скажу? — Он расслабился, злобно улыбаясь. — Говорю тебе, Бардас, я всегда считал, что вы с Горгасом — одного поля ягоды.
— Это… — начал было Бардас, потом замолчал. — Так нельзя говорить, Клефас. Хорошо, я сделал много плохого, но сравнивать меня с ним…
Клефас с любопытством посмотрел на него.
— Все сравнивают. А почему мы не можем? — Бардас уставился на него.
— Что ты имеешь в виду, все?
— Нам стыдно за тебя, брат, — вмешался Зонарас, — за вас обоих. Когда ты присылал нам деньги, приличные люди не хотели их принимать даже в уплату долгов. Мы все знаем, откуда деньги, говорили они. Все трое, говорили они, один стоит другого, вот что они говорили. Но имели в виду всю семью, как будто мы такие же, как вы и она. А что мы такого сделали? Мы просто остались дома и пытались честным трудом заработать на кусок хлеба. — Он рассмеялся. — Пытались, да ничего у нас не вышло. Так что пойми, Бардас. Ты нам здесь не нужен, даже если удвоишь или утроишь наше состояние, потому что мы завязали с вами, со всеми тремя. Почему бы тебе не уехать и не оставить нас в покое?
— Зонарас? — Бардас посмотрел на старшего брата.
— Клефас прав, — ответил он, — ты нам здесь не нужен. Это больше не твой дом. Возвращайся в ад, откуда ты и пришел, и не приезжай сюда.
Бардас кивнул:
— Хорошо. Я думаю, не имеет смысла здесь оставаться. И куда мне идти?
Братья промолчали. Он подождал, затем продолжил:
— Я не могу вернуться в Город, потому что какой-то ублюдок сжег его. Для того чтобы податься в солдаты, я слишком стар. Ну, скажите, куда мне идти?
Клефас пожал плечами.
— Не наша проблема. Возвращайся туда, откуда пришел. Ты жил там два года, значит, там не так плохо. Если тебе хочется тепла и уюта, почему бы не примкнуть к Ньессе с Горгасом? Вы созданы друг для друга.
Бардас молча смотрел на него несколько секунд.
— Похоже, ты действительно так считаешь, — наконец сказал он, — в таком случае это больше не мой дом. И это ужасно.
Зонарас покачал головой.
— Возможно, ты самый лучший фехтовальщик на свете, но о своей семье не знаешь ни черта. Посмотри в лицо фактам: мы, Лорданы, ничего делать не умеем. Так все вокруг говорят.
— Правда? — Бардас улыбнулся. — Ну, если все так говорят, значит, правда. — Он встал и направился к двери. — Если бы вы только знали, как я мечтал о доме, когда был в армии, и потом, когда занимался фехтованием. Я думал: хорошо, моя жизнь ничего не стоит, но по крайней мере я стараюсь ради семьи. Поэтому я не приезжал, я знал, что здесь от меня никакой пользы, зато вдали от дома я мог заработать достаточно денег. Все это было только ради семьи.
Клефас посмотрел ему в глаза.
— Значит, ты попусту тратил время, — сказал он.
Бардас кивнул и вышел. На улице было тепло, встающее солнце лишь начало прогревать землю, в воздухе пахло дождем. Повинуясь импульсу, Бардас остановился, поднял с земли камешек и кинул его в овечий череп; он попал в самую середину, но череп даже не покачнулся. Бардас пожал плечами и медленно побрел к калитке, ведущей в заднюю аллею. Он как раз отодвигал заржавевший засов, когда сзади раздались тяжелые шаги. Бардас обернулся и увидел четырех мужчин, четырех лучников со Сконы: сержанта и трех солдат.