— По моей команде, — выкрикнул молодой сержант тонким, но отчетливым голосом, — натянули, прицелились, огонь!
Байсс в жизни не видел ничего подобного. Наиболее подходящим сравнением, пришедшим ему в голову, были густые заросли чертополоха на заросшем пастбище, срезаемые серпом. Передний ряд алебардщиков упал. Следующие ряды просто перешагивали через них. Не потому, что были черствыми или слишком дисциплинированными — просто они не успели замедлить шаг или свернуть. Кто-то выкрикнул команду, и солдаты перешли на бег. Теперь они двигались со скоростью пожилого клерка, который трусит за шляпой, уносимой ветром. Второй залп положил оба первых ряда и несколько человек из третьего. Теперь противник спотыкался и падал. Бегущие солдаты пытались перепрыгнуть через упавших и приземлялись рядом. Бегущие сзади невольно подталкивали передних, передние падали, и все больше и больше людей оказывалось в копошащейся куче. Солдаты пытались продраться через паутину рук и ног, словно лесники, пробирающиеся сквозь десятилетние заросли.
Они все приближаются, удивленно заметил Байсс. Хотя в общем-то это было вполне естественно. Двигаться вперед — намного безопаснее, чем оставаться среди чудовищной изгороди из расстрелянных и растоптанных людей. Теперь враги бежали. Не военным бегом; так бегут люди от смертельной опасности. Третий залп поразил их на расстоянии тридцати ярдов. Словно волна, ударившая о скалу и разлетевшаяся на мелкие брызги. Еще несколько секунд назад это были живые люди, они двигались, дышали, а теперь их безжизненные тела устилали дно ущелья. От последнего залпа убереглись лишь пятеро. Линия солдат расступилась, чтобы пропустить их. Стандартный маневр, как он высчитал целых восемь дней назад. И все. Основное подразделение осталось в ущелье, по какой-то причине не желая присоединяться к ним.
Победа, — подумал Байсс, — черт меня дери!
— Доложите потери.
— Все на месте, — крикнул кто-то в ответ. Раздалось несколько победных возгласов. Байсс старался не смотреть на трупы неприятеля, среди которых все еще ползали раненые. Если им повезет и они доживут до вечера, у него будет шанс понаблюдать за их медленной смертью. Долгое время после этого ничего не происходило. Где Горгас Лордан со своей профессиональной армией? Разве он не должен быть сейчас здесь, чтобы взять командование на себя? Байсс внес свою лепту. Он выиграл свое сражение; может быть, теперь его отпустят домой?
— Разведчики только что вернулись.
Это снова был молодой унтер, он ухмылялся, но его ухмылка больше походила на оскал черепа.
— Знаете что?
— Нет, скажи мне.
— Там не две тысячи солдат, а скорее четыреста. Основная часть армии пошла другой дорогой. Нас обвели вокруг пальца.
— Думаю, они пришли оттуда, — сказал кто-то.
Горгас подошел к голове колонны и осмотрелся. На скалах между камнями лежало несколько трупов алебардщиков, похожие на поспешно разбросанную на полу спальни одежду. Чуть поодаль он наткнулся на ковер из трупов лучников. Их изрезали на мелкие кусочки. В таком маленьком пространстве невозможно пользоваться алебардой. Кто-то рубил и кромсал врага длинными острыми мечами.
— Бывает, — сказал Горгас, наклоняясь и погружая палец в липкую коричневую жижу. — Это произошло недавно. Мы успеем их нагнать.
— А что случилось с остальной армией? Здесь же не более пятидесяти наших.
— Убежали, — предположил один из лучников. Горгас отрицательно покачал головой:
— Я так не думаю. Наверное, главная армия пошла другой дорогой. В таком случае нам придется воевать со Стеном Могре одним. Пойдемте.
Для людей, которые не ели и не спали с ночи битвы на берегу реки, солдаты передвигались довольно быстро в своих рваных сапогах. Они шли как люди, которым некогда думать об усталости. Горгасу они напоминали легендарную армию дяди Максена, которая, по слухам, жила от боя до боя семь лет. Эта мысль заставила его поморщиться.
Несмотря на приличную скорость, когда они вышли из гор, почти стемнело. С этого момента дорога бежала прямо, и армию Могре не могло остановить ничто, кроме неглубокой речушки и небольшого леса. Горгас послал несколько разведчиков, хотя он и сам догадывался, чем мог заниматься противник. Будь он Стеном Могре, наверняка спрятал бы свою армию в лесу Локс на ночь и атаковал Скону при первых лучах солнца. Тогда можно сделать две вещи: добраться до Сконы прежде Могре, закрыть ворота и сидеть в осаде. Неплохой план, учитывая, что Скона все еще контролирует море. Или встать между Локсом и Сконой и рискнуть в бою на открытой местности. В любом случае снова придется маршировать всю ночь. К утру его солдаты едва ли смогут стоять, не говоря уже о том, чтобы воевать. К тому же не хватало стрел.
Весомые аргументы против боя в поле. Скона, по мнению его сестры, это город, а если быть точнее — Банк. Остальная часть острова была лишь видом из окна ее кабинета. Он не сомневался в том, какой вариант событий предпочла бы Ньесса. Она выбрала осаду с самого начала войны. Горгасу пришлось буквально умолять ее разрешить атаковать врага за городскими воротами. Что, по его мнению, было неправильно. Жители Острова — их люди, которых следует защищать. Он видел, что алебардщики устроили в Бриоре. Мысль о том, что подобное может случиться в каждой деревне на Сконе, была просто невыносимой. Если Горгас отступит в город, он будет чувствовать себя как отец, закрывающий двери перед собственными детьми. Нет, фамилия Лордан что-то да значит в этих краях. Она заставила людей восстать против Фонда и сбросить с себя ярмо рабства.
Разведчики подтвердили его догадку. Стен Могре устроил лагерь в лесу.
Могре все предусмотрел. Он разместил пикеты на краях леса, а по периметру поляны — кольцо часовых на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга. Битва в лесу идеально подходила Могре, так как лучники не могут стрелять сквозь ветви. Первоначальный план встретить Могре у выхода из леса был самым лучшим, даже несмотря на значительное численное превосходство армии противника. Он отдал необходимые приказания, и их приняли со смирением. Сон и отдых воспринимались как обещания политиков, которые те раздавали направо и налево, но никогда не выполняли.
Стен Могре был из тех людей, которые могут заснуть где угодно. Однако сейчас он почему-то никак не мог успокоиться. Проворочавшись пару часов в темноте с открытыми глазами, Могре встал, зажег лампу и созвал военный совет. Обсуждать в общем-то было нечего. Но если он собирается бодрствовать всю ночь, неплохо найти себе компанию.
— Мы не видели никаких следов армии Хайна Эйра, — доложили ему. — Похоже, придется обойтись без них.
Могре пожал плечами. Если Эйр потерял все четыре сотни солдат, значит, повстанцы ждали их на другой дороге. К тому же Эйр был не только сепаратистом, но и деверем Авида Соефа. Именно поэтому ему поручили возглавить армию. Стену было вполне достаточно шестнадцати сотен бойцов. Он только опасался, что Горгас не появится вовремя. Было бы ужасно неприятно топтаться под стенами города, дожидаясь его.
— Хватит говорить о войне, — сказал он. — Давайте лучше обсудим что-нибудь еще. Читали, что Элард Дос написал в прошлом месяце?
Кто-то рассмеялся. Два или три человека что-то пробормотали.
— На самом деле, — произнес высокий бородач, — мне понравилось. Особенно отрывок про двойственные корни последствий. Просто поэт, а не философ.
Могре улыбнулся:
— Я помню этот отрывок. Надо отдать ему должное, в нем есть определенный смысл.
Несколько человек скептически хмыкнули.
— Думаешь? — произнес бородач. — А мне показалось, что это старые обскурантистские идеи под новым соусом.
— Несомненно, — согласился Могре. — Однако обскурантисты в чем-то правы. Нет, не надо смеяться. Все они были безумны, как дикие крысы. Но это не отменяет факта, что именно они открыли Закон сохранения альтернатив, когда Дорманд еще пешком под стол ходил.
— Они сделали абсолютно неверные выводы, — вмешался другой алебардщик. — И все перевернули с ног на голову. Если бы не Дорманд, никто бы не обратил на их работу никакого внимания.
— А я, — вставил худой алебардщик, сидящий у входа в палатку, — недавно слышал, как мудрец из Города, Геннадий, не так давно говорил об этом что-то интересное. В целом он соглашался с Дормандом, хотя заметил, что тот не довел мысль до логического завершения. Только подумайте: скажем, в момент выбора у вас есть две альтернативы. Просто ради спора предположим, что ты — Горгас, сидишь в своей палатке и пытаешься решить, что делать дальше. Можно вернуться в город и запереть ворота. Можно рискнуть сразиться в открытом поле. Можно спрятаться в горах. Три альтернативы. А Дорманд говорит, что количество последствий этих альтернатив не бесконечно. Во-первых, во всех трех случаях Скона могла бы пасть.
— Слово «могла», — перебили его, — в данном контексте…
— Тихо, Марин, — вмещался Могре. — Интересно.
— Таким же образом, — продолжал худой, — бой на открытой местности и осада могут закончиться по-разному. Иными словами, в момент выбора возможности разветвляются, но потом снова сходятся так, будто выбора вовсе и не было. Обскурантисты хотели, чтобы мы поверили в загадочный замысел, который стоит над выбором. Судьбу и все такое. Дорманд говорит, что судьбы нет, существует только естественный закон, который сводит количество альтернатив к минимуму, а Геннадий утверждает — и мы знаем, что к его словам стоит прислушаться, — что существует также человеческий фактор. Вмешательство человека в естественное развитие альтернатив при помощи Принципа.
— Иными словами, — снова перебили его, — магия. Ну-ну. А потом доктор Геннадий вытащил волшебную палочку из уха и исчез в своем колпаке.
— В такое сложно поверить, согласен, — вмешался Могре. — Тем не менее давайте просто ради спора предположим, что магия существует. И что Геннадий и его коллеги по цеху умеют управлять Принципом. Дорманд сказал бы, что выбор тем не менее осуществляется случайно. Люди принимают решения, не важно, каким способом. Я могу пройти через дверь или заставить тебя сделать это, но, так или иначе, через дверь кто-то пройдет.
— Ясно, — произнес худой. — Геннадий все равно сказал бы, что магическое вмешательство происходит по определенной модели. Войны, падение городов, семейные проклятия — вот где используется магия. Которая, в свою очередь, разрушает случайную природу выбора. Другими словами, она существует. Возможно, это и не судьба, но осуществляется по определенной модели. И что бы ни говорил Дорманд, не является естественной.
— Вздор! — не удержался один из собеседников. — Все разговоры о том, что нечто разрушается, предполагают наличие того, что можно разрушить, а именно загадочного замысла. Если и есть какой-то замысел, то он является частью естественного развития природы, как сказал Могре несколько минут назад.
— Да, — вмешался другой солдат, — но тот замысел больше и сильнее, чем естественная модель развития природы. Она заставляет людей совершать поступки, на которые они в обычных условиях не способны.
— Другими словами, — добавил Могре, — дальнейшее уменьшение количества возможных альтернатив. Чистый Дорманд.
— Да, — зевнул советник, поднимаясь. — Возможно, вы способны сначала спорить всю ночь, а на следующий день воевать, а вот мне мои восемь часов просто необходимы. Да, и мой вам совет: проследите за тем, чтобы Стен выиграл спор. Иначе завтра и сами не заметите, как окажетесь в первых рядах.
— Забавно, что ты об этом упомянул, — усмехнулся Могре.
Советник в ужасе уставился на него.
— Ты шутишь, правда ведь? Стен, это не смешно. Повисла тишина. Потом Могре ухмыльнулся и сказал:
— Конечно, шучу. По крайней мере сейчас. Увидимся утром.
Спорщики, сидящие вокруг медного фонаря, притихли. Могре, казалось, ничего не заметил.
— Хорошо, — промолвил он. — На чем мы остановились? Ах, ну да…