— Они сделали абсолютно неверные выводы, — вмешался другой алебардщик. — И все перевернули с ног на голову. Если бы не Дорманд, никто бы не обратил на их работу никакого внимания.
— А я, — вставил худой алебардщик, сидящий у входа в палатку, — недавно слышал, как мудрец из Города, Геннадий, не так давно говорил об этом что-то интересное. В целом он соглашался с Дормандом, хотя заметил, что тот не довел мысль до логического завершения. Только подумайте: скажем, в момент выбора у вас есть две альтернативы. Просто ради спора предположим, что ты — Горгас, сидишь в своей палатке и пытаешься решить, что делать дальше. Можно вернуться в город и запереть ворота. Можно рискнуть сразиться в открытом поле. Можно спрятаться в горах. Три альтернативы. А Дорманд говорит, что количество последствий этих альтернатив не бесконечно. Во-первых, во всех трех случаях Скона могла бы пасть.
— Слово «могла», — перебили его, — в данном контексте…
— Тихо, Марин, — вмещался Могре. — Интересно.
— Таким же образом, — продолжал худой, — бой на открытой местности и осада могут закончиться по-разному. Иными словами, в момент выбора возможности разветвляются, но потом снова сходятся так, будто выбора вовсе и не было. Обскурантисты хотели, чтобы мы поверили в загадочный замысел, который стоит над выбором. Судьбу и все такое. Дорманд говорит, что судьбы нет, существует только естественный закон, который сводит количество альтернатив к минимуму, а Геннадий утверждает — и мы знаем, что к его словам стоит прислушаться, — что существует также человеческий фактор. Вмешательство человека в естественное развитие альтернатив при помощи Принципа.
— Иными словами, — снова перебили его, — магия. Ну-ну. А потом доктор Геннадий вытащил волшебную палочку из уха и исчез в своем колпаке.
— В такое сложно поверить, согласен, — вмешался Могре. — Тем не менее давайте просто ради спора предположим, что магия существует. И что Геннадий и его коллеги по цеху умеют управлять Принципом. Дорманд сказал бы, что выбор тем не менее осуществляется случайно. Люди принимают решения, не важно, каким способом. Я могу пройти через дверь или заставить тебя сделать это, но, так или иначе, через дверь кто-то пройдет.
— Ясно, — произнес худой. — Геннадий все равно сказал бы, что магическое вмешательство происходит по определенной модели. Войны, падение городов, семейные проклятия — вот где используется магия. Которая, в свою очередь, разрушает случайную природу выбора. Другими словами, она существует. Возможно, это и не судьба, но осуществляется по определенной модели. И что бы ни говорил Дорманд, не является естественной.
— Вздор! — не удержался один из собеседников. — Все разговоры о том, что нечто разрушается, предполагают наличие того, что можно разрушить, а именно загадочного замысла. Если и есть какой-то замысел, то он является частью естественного развития природы, как сказал Могре несколько минут назад.
— Да, — вмешался другой солдат, — но тот замысел больше и сильнее, чем естественная модель развития природы. Она заставляет людей совершать поступки, на которые они в обычных условиях не способны.
— Другими словами, — добавил Могре, — дальнейшее уменьшение количества возможных альтернатив. Чистый Дорманд.
— Да, — зевнул советник, поднимаясь. — Возможно, вы способны сначала спорить всю ночь, а на следующий день воевать, а вот мне мои восемь часов просто необходимы. Да, и мой вам совет: проследите за тем, чтобы Стен выиграл спор. Иначе завтра и сами не заметите, как окажетесь в первых рядах.
— Забавно, что ты об этом упомянул, — усмехнулся Могре.
Советник в ужасе уставился на него.
— Ты шутишь, правда ведь? Стен, это не смешно. Повисла тишина. Потом Могре ухмыльнулся и сказал:
— Конечно, шучу. По крайней мере сейчас. Увидимся утром.
Спорщики, сидящие вокруг медного фонаря, притихли. Могре, казалось, ничего не заметил.
— Хорошо, — промолвил он. — На чем мы остановились? Ах, ну да…
Повторение, фу!
Мачера посмотрела на мерцающую свечу, потом опустила глаза на страницу. Иногда перерывы в чтении помогали ей стряхнуть дремоту, однако сейчас не вышло. Она перечитала те же самые двадцать строчек уже пять раз, а смысл все никак не доходил до нее.
Она попробовала снова.
Несмотря на вопиющую нелепость утверждений Модиануса и его последователей о таинственном замысле, я могу частично не согласиться с тем, что количество возможных альтернатив ограничивается субъектом и неясной сверхъестественной силой…