Первое, что Бардас увидел, было отрадное отсутствие дыма со стороны его жилища. Бочка пива, вспомнил он; почти новая бочка с вполне сносным пивом в среднем доме, которое два дня назад они отцедили и запечатали бочку. Солдаты чувствуют запах пива на огромных расстояниях, даже когда ветер дует в противоположную сторону; собственно, это, вероятно, даже не запах, а нечто более тонкое, напоминающее метафизические субстанции, которыми так увлекался его друг Алексий. Скорее всего с бочкой можно распрощаться. С другой стороны, если они занялись пивом, то им не до разрушений.
Сочетание дождя, грязи и военных сапог оставило такой след, который различил бы и слепой. Бардас шел по нему от дорожки на вершине хребта до своих ворот, мимо которых — о радость! — он продолжался, никуда не сворачивая, по склону холма прямо к деревне. Наверное, офицер все же разобрался в карте, а может, они даже не заметили тут никаких построек; ведь они довольно хорошо заслонены скалами и разросшейся крапивой, которую Бардас вот уже месяц собирался выкосить. Хорошо, что не успел. Да здравствует небрежное ведение хозяйства.
Сейчас надо пойти домой, подумал Бардас. Правда, скорее всего они еще появятся позже, возвращаясь той же дорогой; хотя вряд ли решат остановиться тут на обратном пути, когда выполнят работу и будут спешить скрыться. Мне надо пойти домой и, может, даже заняться какой-нибудь работой. У меня здесь нет родственников, так что зачем кому-то меня тревожить?
Вместо этого он направился по узкой и плохо протоптанной тропинке через скалы, которая коротким, но трудным и опасным путем выводила к деревне. По этой тропе он давно уже не ходил, и она заросла разными ветками, приходилось продираться или подлезать. Черт тебя подери, Природа, почему ты никогда не оставляешь все как есть? — раздраженно думал Бардас, преодолевая ветви рябины, упавшей поперек тропы. — Рябина? Для лука не годится. По крайней мере он мог быть уверен, что никто этим путем сегодня не проходил, а поскольку тропка бежала по самому гребню гряды, его не видно с основной дороги. Может, это и не так разумно, как оставаться дома, но и не настолько опасно.
Когда Бардас обошел острый выступ у подножия Часовни, большой скалы на том конце деревни, который был ближе к морю, он наткнулся на мертвое тело. Алебардщик, лежавший лицом в грязи и со стрелой, торчавшей из уха, — одна из его, заметил Бардас, эту партию он сделал с нестандартными белыми гусиными перьями и задешево продал в деревне. Алебарда солдата исчезла; его также несколько раз пырнули в спину, крови не было — просто кто-то хотел убедиться, что человек мертв, или вымещал злобу на трупе. Шлем тоже отсутствовал, но это понятно. Будь на нем шлем, его бы не застрелили.
Значит, внизу, в деревне, был бой. Бардас нахмурился. Местные никогда не казались ему людьми воинственными, которые жаждут поймать конокрада или устраивают засады на мародерствующих пиратов. Очень немногие люди кровожадны, это Бардас знал по собственному опыту; в прежние времена, когда он сам участвовал в рейдах и жег стойбища жителей равнин, дабы обеспечить безопасность Города, он прекрасно понял, как люди реагируют на подобного рода вещи. Как правило, они убегали; иногда далеко, чаще бегали кругами, словно утки в птичнике, когда туда заберется лиса. Те, кто не убегал, прятались, и иногда это было правильно, а иногда нет. Порой они просто стояли и смотрели, порой кричали и плакали или пытались заговорить с тобой, чтобы убедить уйти. Одно они делали крайне редко — дрались; вероятно, потому что в большинстве своем люди, на каком-то врожденном уровне, не так глупы. А если они и дрались, то некий глубинный инстинкт выживания заставлял их не убивать врага, потому что если что-нибудь и способно наверняка разъярить отряд рейдеров, так это гибель товарища.
Не знаю, — сказал Лордан самому себе, перешагивая через тело, — может, эти люди просто не знают о таких вещах.
Сейчас, во всяком случае, разумнее всего пойти домой, положить в мешок кое-какую еду и сухую одежду и отправиться в горы, пересидеть там денек в каком-нибудь из заброшенных фермерских домов.