— Почему же? — холодно осведомился Питт. — Мне казалось, вы были бы только рады, если бы сирота обрел, наконец, дом. Да и у вас одним ртом было бы меньше. Зачем же так утруждать себя?
Кларабелла пропустила его сарказм мимо ушей. Бросить ему в ответ какую-то колкость она не могла, хотя глаза ее по-прежнему пылали гневом.
— Об этих детях забочусь я, мистер Питт! Я! Она же пришла не просто за ребенком. Ей, видите ли, подавай того, который ей приглянулся. А приглянулся ей тот, чья мать временно осталась без средств. И возложила на меня заботу о малютке, пока сама не найдет средств к существованию. И вот нате вам, ко мне врывается эта особа и требует, чтобы я отдала ей именно этого ребенка. Я, разумеется, ответила ей отказом, и тогда она налетела на меня как сумасшедшая. И что мне оставалось делать, скажите на милость — ждать, пока она перережет мне горло? Конечно, я была вынуждена дать ей отпор.
— Вот как? И чем же, если не секрет?
— Ножом, конечно. Мы были в кухне, она схватила мясницкий нож и набросилась на меня. Тогда я тоже схватила нож, ведь надо было как-то постоять за себя. То, что она при этом погибла, — так это чистой воды случайность, ведь я оборонялась от нее. На моем месте так поступил бы любой.
— И тогда вы разрезали ее на куски, завернули их в бумагу и отнесли Септимусу Виггу, чтобы он их сжег? — язвительно спросил Питт. — Неужели в этом была такая необходимость?
— У вас жестокий язык, мистер Питт, — заявила Кларабелла Мейпс. Она уже почти взяла себя в руки. — И еще куда более жестокий ум. Скажите, пригласи я сюда вашего брата легавого, кто бы поверил мне? Никто, точно так же, как и вы сейчас. Разве я не права?
— Совершенно верно, миссис Мейпс. Никто. Вот и я тоже не верю, причем ни единому слову. За исключением разве что одной вещи — вы действительно схватились за нож и убили эту женщину. После чего продолжили свое кровавое дело — то ли ножом, то ли тесаком для рубки мяса.
— Можете мне не верить, мистер Питт, ваше право. — Кларабелла Мейпс уперлась кулаками в бока. — Но готова спорить на что угодно, вы все равно ничего не докажете. И ни один суд в Лондоне не осмелится повесить женщину на основании ваших домыслов. Это я вам точно говорю.
Она права, с горечью признал Томас.
— Тем не менее я предъявлю вам обвинение в незаконном уничтожении тела, — сказал он. — Одного этого достаточно, чтобы остаток своих дней вы провели в Ньюгейте.
Кларабелла Мейпс всплеснула руками.
— Можно подумать, здесь, в Сент-Джайлсе, легавым докладывают про все трупы! Да люди мрут здесь как мухи каждый божий день!
— Тогда почему вы ее не похоронили? Как все те, о ком вы мне говорите.
— Потому что я ее пырнула ножом, вот почему. Или вы считаете, что священник согласится хоронить женщину, которую зарезали? Тем более что она была не из Сент-Джайлса. Пришла сюда откуда-то еще. И ваш священник наверняка начал бы задавать вопросы. А закон таков — если вы обвиняете меня, обвиняйте тогда и всех остальных. Когда судья узнает, как она набросилась на меня и как она случайно напоролась на нож, он поймет, почему я потеряла голову и от нее избавилась.
— Это мы выясним, миссис Мейпс. Я вам обещаю, — холодно отозвался Питт. — Возможность предстать перед судьей у вас будет. Вот тогда вы все ему и расскажете. Констебль! — крикнул он, повысив голос.
Дверь тотчас распахнулась, и в комнату шагнул один из стражей порядка, тот, что покрепче телом.
— Слушаю, сэр.
— Оставайтесь здесь, с миссис Мейпс, и проследите за тем, чтобы она никуда не сбежала. Потому что она мастерица на все руки, особенно по части ножей. Те, кто ей угрожает, почему-то оказываются разрезанными на мелкие части, которые потом, завернутыми в бумагу, находят по всему Лондону. Так что, приятель, смотрите в оба.
— Да, сэр. Буду смотреть в оба. — Лицо констебля сделалось каменным. Он хорошо знал, что такое Сент-Джайлс, так что слова Питта не слишком-то его удивили. — Я присмотрю за ней, сэр. Когда вы вернетесь, обещаю вам, вы застанете ее здесь.