— Да, — повторил Питт, расплатился с кучером и проследовал к парадной двери, вызвав тем самым величайшее смущение и растерянность Страйпа.
Полиция должна была входить в дом через двери, предназначенные для торговцев и разносчиков. Инспектор решительно отказывался соблюдать подобные правила, однако Страйпу ничего об этом не было известно. Последнему приходилось иметь дело с преступным миром дешевых доходных домов и кишащих крысами лабиринтов трущоб, подобных Сент-Джайлсу, району, расположенному в нескольких шагах от Блумсбери, или, в лучшем случае, с мелкими буржуа, клерками, лавочниками и мастеровыми, претендующими на некоторую респектабельность, но, как бы то ни было, располагающими только одной входной дверью.
Питт дернул шнурок звонка, и мгновение спустя на пороге появился дворецкий, как всегда невозмутимо мрачный. Ну, конечно, тетушка Веспасия должна была поставить его в известность, что инспектор никогда не пользуется черным ходом. Дворецкий окинул Питта внимательным взглядом и, обратив внимание на высокий рост сыщика, его непослушные волосы, оттопыренные карманы, сразу же сделал правильный вывод.
— Инспектор Питт? Пожалуйста, проходите. Подождите немного. Мистер Марч скоро выйдет.
— Спасибо. Но я бы хотел, чтобы констебль Страйп прошел в комнаты для прислуги и начал бы допрашивать слуг, если вы не возражаете.
Мгновение дворецкий колебался, но затем осознал неизбежность предстоящей процедуры.
— Я провожу его, — медленно произнес он, чтобы убедиться, что они оба понимают, что слуги находятся в круге его ответственности, и он не собирается с себя ее снимать.
— Да, конечно, — кивнул Питт.
— Тогда пройдемте сюда.
Он повернулся и провел Томаса по изысканному, изобилующему украшениями холлу в комнату, явно перегруженную мебелью. Строгие кожаные кресла у письменного стола красного дерева, японские лакированные столики, черные и ярких оттенков красного цвета, коллекция индийского боевого оружия — трофеи службы Ее величеству и Империи кого-то из предков, беспорядочно развешанные на стенах напротив китайской шелковой ширмы.
Дальнейшие действия вызвали у дворецкого некоторое замешательство. Откровенно говоря, он не знал, как ему поступить с полицейским, стоящим у входа в дом, и в конце концов оставил его без единого слова. Он должен забрать Страйпа от входа и препроводить его в комнаты для прислуги и притом сделать так, чтобы он не испугал никого из девушек тринадцати-четырнадцати лет, чтобы слуги не ударили в грязь лицом и чтобы никто не вылезал без очереди и не говорил ничего лишнего.
Питт продолжал стоять. Комната, в общем, не отличалась от множества других, которые ему приходилось видеть раньше, — довольно типичная для своей эпохи и социального класса. От других комнат ее, возможно, отличало только необычное смешение стилей, словно в ее оформлении принимали участие три абсолютно разных по характеру и вкусам человека. С одной стороны, это был, вероятно, здравомыслящий, но весьма приземленный и крайне упрямый мужчина; с другой — некая дама с претензиями на высокую культуру; и с третьей — консервативный поклонник классической традиции и семейных ценностей.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Юстас Марч, энергичный румяный мужчина лет пятидесяти пяти. В данный момент этого джентльмена разрывали крайне противоречивые чувства, заставлявшие его играть непривычную роль.
— Добрый день, э-э…
— Питт.
— Добрый день, Питт. Тут у нас трагедия. Доктор — полный идиот. За вами не следовало и посылать. Это абсолютно семейное, внутреннее дело. Мой племянник, точнее, один из кузенов моей супруги, еще точнее, внучатый племянник моей тещи… — Он встретился взглядом с Питтом и покраснел. — Но я полагаю, вам все известно. Как бы то ни было, бедняга мертв. — Юстас Марч замолчал, сделал глубокий вдох и поспешно продолжил: — Мне очень неприятно это говорить, но он оказался в совершенно безнадежной ситуации из-за своей женитьбы и, по всей видимости, став жертвой глубочайшей депрессии, покончил с собой. Ужасно, ужасно… У него довольно эксцентричная семья. Но вы же не знаете других ее членов…
— Я знал Джорджа, — холодно отозвался Питт. — И всегда считал его в высшей степени здравомыслящим, уравновешенным человеком. Что же касается леди Камминг-Гульд, то она — одна из самых разумных женщин, с которыми мне приходилось иметь дело.