Последние дни мы провели в мире и согласии. Рюдигер почуял, что я его раскусила, и однажды у меня вырвалось едкое замечание:
— Ты сидишь за нашем столом не из-за моих прекрасных глаз, Эллен тоже тебе сердце не разбила, Лара и того меньше. Кто остается?
Удивительно, он стерпел мою пощечину, не стал спорить, не стал ничего объяснять. Позже он сказал мне:
— Аннароза, мы оба с тобой несчастны, потому что нам обоим приходится от чего-то отказываться, нам обоим что-то запрещено. Но ты, несомненно, свое счастье найдешь быстрее меня, я же обречен до конца дней моих бороться с самим собой.
Он выглядел очень грустным.
Внешне мы производили впечатление благополучной семьи, и сами едва в это не поверили, особенно когда в наш последний день все вместе праздновали с жителями Понте именины их святого покровителя Джованни Джузеппе. Замечательная была процессия, и на суше, и на воде, а вечером устроили еще и салют. Я все думала, что скажет мой муж, если я расскажу ему, как свела знакомство с платоническим педофилом. С тех пор, как выяснилось, кто из нас кто, мы с Рюдигером ладили все лучше.
В последний вечер мы с Эллен пошли погулять, попрощаться с островом. Она с любопытством спросила:
— Слушай, я тебя узнала гораздо лучше, но кое-чего я все-таки совсем не понимаю. Ты рассказывала, что до замужества у тебя было много романов, ты со многими парнями спала. Почему ж ты теперь в отпуске так мучаешься и ничего у тебя не получается?
— Может, я заводила себе парней, чтобы досадить матери. Знаешь, радости-то большой мне от них не было. Райнхард первый, с ним-то случилось по-настоящему, на строительных лесах.
— Милая моя, — засмеялась сестра, — если у тебя ни с кем больше не выходит, ты хоть с мужем попробуй, будь с ним поласковей!
— Да, «мама»! — откликнулась я.
Встреча с Райнхардом приближалась, и мне становилось все неспокойней. Домой звонили только дети, я ни разу инициативу не проявила, открытки ему не послала, даже сувенира не припасла. А он, бедный, наверное, все пахал день и ночь, пока мы на острове развлекались и бездельничали. Могу себе представить, до чего он нам завидует! Если он встретит нас с сияющей миной, значит, совесть нечиста, скрывает что-то. Ну и чего ж мне больше хочется, сама не знаю: обманщика, расплывшегося в лицемерной улыбке, или мрачного, усталого, зато верного мужа-трудоголика?
Пришло время паковать чемоданы, и я принялась заворачивать в отдельные тряпочки и платочки ракушки, сушеных морских коньков, камушки, коралловые веточки. Это не дети мои насобирали, а я, это будет мой натюрморт, который я нарисую дома. Скорей бы опять за мой кухонный стол, рисовать, позабыв обо всем, когда я принадлежу только себе самой. Я уже представляла, как разложу мою морскую коллекцию в ячейки коробочки, где раньше хранились шоколадные конфеты. Добавлю к ним пустые улиткины домики, осколки моего семейного портрета и сухие цветы, пусть радуют мне глаз. Куриная косточка, бабочка, синий цветок чертополоха — их тоже не забыть бы. В общем, я отправилась домой, полная новых идей и планов.
Рюдигер отвез нас в неапольский аэропорт, Райнхард встречал во Франкфурте.
ОВЕЧЬЯ ГОЛОВА
Ливень, приветствовавший наше возвращение, как нельзя более соответствовал моему скверному настроению. Дети накинулись на отца и стали душить его в объятиях, будто не виделись годы. Растроганный Райнхард обнял и меня, потом погрузил наш багаж на тележку и покачал головой, глядя на обилие пластиковых пакетов, откуда торчали громоздкий набор удочек, очки для ныряния и еще мокрые купальники и плавки. В машине начались рассказы о каникулах, Лара трещала без единой паузы, пока мы не приехали домой.
Ну и что у нас дома? Все вверх дном или идеальный порядок? Ни то ни другое, как и мой муж — ни счастлив, ни взбешен. Последние дня два никто в доме не убирал, но гор мусора нигде не было. Пока в стиральной машине крутилась первая порция одежды, я побежала в сад. Наверняка там растут уже новые елочки. Но нет, Райнхард оставил все как было. Сорняки, к сожалению, тоже трогать не стал и поливать не поливал, хорошо, что иногда шел дождь.
— Па, ты в покер играть умеешь? — услышала я голос Йоста.
Отец заметил, что скат, кажется, увлекательней, но с готовностью достал из ящика стола колоду карт, чтобы перекинуться с детьми перед обедом. Я отмывала на кухне грязные чашки (следов помады на них не было) и тарелки, покрытые затвердевшей коркой, и через окошко между кухней и гостиной мне хорошо было слышно, как дети через фразу утверждали, что вот, мол, Рюдигер им сказал…