Оттуда дует. Дунай глубокий и спокойный, как забвение. Зимы уже давно страдают одышкой, и на реке едва-едва схватывается хрупкая ледяная корочка. Только какая-нибудь пенопластовая глыба (словно обломок стихийных декораций) тонет в сумерках, словно белый, грязный тромб.
Когда-то лед сковывал реку, и крестьяне из Срема приезжали на больших санях, запряженных лошадьми с окровавленными мордами, по воде, как факиры и апостолы, с полученными в дар перстнями. Лед был очень прочный, нужны были долгие часы, чтобы разбить его ломом, и, например, под него затолкать человека, или вымыть руки, если по такому морозу так уж необходимо.
Нови-Сад, наши дни
КАТАЛОГ
(Где что)
МАЛЕНЬКИЕ ЦВЕТЫ (1941) холст, масло, 33 х 24,5
АВТОПОРТРЕТЫ (1937,1938) хост, масло, 70 х 56 (I) 31 х 23 (II)
СТОЯЩИЙ СВЯТОЙ,
КОПИЯ ФРЕСКИ
из монастыря Сопочани (1936) картон, темпера, 47 х 30
ЛЕЖАЩАЯ ОБНАЖЕННАЯ НАТУРЩИЦА (1937) холст, масло, 70 х 90
ДВОРЕЦ ВАГНЕРА (?)
неизвестно
СУМЕРКИ В ПОРТУ НА ДУНАЕ (1940)
картон, масло, 47,8 х 62,3
НАБЕРЕЖНАЯ ДУНАЯ (?) неизвестно
УРОК. ОБНАЖЕННАЯ НАТУРА ПРИ ВЕЧЕРНЕМ ОСВЕЩЕНИИ (1934)
линогравюра, 14,5x10
ПАРИЖСКИЕ СЦЕНЫ (7) неизвестно
ЭТЮД К НЕИЗВЕСТНОЙ КАРТИНЕ С БОСНИЙСКИМ ПЕЙЗАЖЕМ
черная тушь, 34 х 20,8
НАТЮРМОРТ С РЫБАМИ (1936)
акварель, 30 х 40
ЭТЮД К НЕИЗВЕСТНОЙ КАРТИНЕ С БОСНИЙСКИМ ПЕЙЗАЖЕМ (II)
черная тушь, 12 х 9
GARAGE DE BATEAUX(1939) холст, масло, 60 х 93
НАТЮРМОРТ С ЧЕРЕПОМ И УТКОЙ (1936) акварель, 36,2 х 25,1
ПРАВАЯ ЛАДОНЬ уголь, 23,3 х 30
ЦИРК (1938) холст, масло, 66 х 55
МАСТЕРСКАЯ,
УЛИЦА ЛУИ БАРТУ, ПЯТЬ (7) неизвестно
ИДИЛЛИЧЕСКИЙ ПЕЙЗАЖ. ТЕАТРАЛЬНАЯ ДЕКОРАЦИЯ
НА ДЬЯВОЛЬСКОЙ МЕЛЬНИЦЕ, в Германии (1941) крафтовая бумага, темпера уничтожено во второй мировой войне
САРАЕВО — ДЬЯВОЛЬСКАЯ МЕЛЬНИЦА (?)
неизвестно
ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ (1935)
черная тушь, растушевка, 33,7x21
ВИНОГРАДНИК ЙОВАНОВИЧЕЙ В КАРЛОВЦАХ (1937)
холст, масло
картина сгорела в пожаре
ДУНАЙСКАЯ (?)
неизвестно
ЧЕРЕПА (1939)
холст, масло, 64,1 х 94,2
ДЕВОЧКА В САДУ (1939) бумага, масло, 46,5 х 35,5
ЗАПРЕТНЫЙ ГОРОД (?) фильм
ПУТЕВОДИТЕЛЬ (?) продолжение фильма
ЛИТЕРАТУРА
Todor Manojlovic: Izlozba и Paviljonu „Cvijete Zuzoric",
Nova smena, br. 7, Beograd, 1938, 444-446
Bosko Petrovic: О Bogdanu Suputu, Letopis Matice srpske, VI 1953,451-456
Miodrag B. Protic: Melanholicno osecanje sveta, Dnevnik,
1.10.1972.
Petar Curcic: Ponovno otkrivanje Bogdana Suputa, Dnevnik,
10.10.1972.
Vera Jovanovic: Slikar Bogdan Suput, Spomen-zbirka Pavla Beljanskog, Novi Sad; 1984.
Портрет художника в истории
Проза Ласло Блашковича представляет собой выразительный голос в новейшей сербской литературе. В нескольких романах, опубликованных с середины 90-х годов, Блашкович продемонстрировал незаурядную языковую изобретательность и красочное воображение, обращаясь также к элементам наследия модернизма и сюрреализма в сербской литературе. В этом смысле поэтика Блашковича весьма любопытна, так как он в своей прозе сочетает опыт позднего модернизма с моделью постмодернизма, унаследованной от Данило Киша (1935–1989).
Ласло Блашкович начал литературную карьеру как поэт. Он интенсивно писал и публиковал стихи в восьмидесятые годы, тогда критика и распознала его как одного из лидеров новой волны в сербской поэзии. Поэзия Блашковича — пример современного выбора выразительных средств и тем — экзистенциальных с одной стороны, но и поэтического исследования литературной традиции, с другой. В этом смысле вклад Блашковича тем более значителен, поскольку его внимание направлено на периферийные области литературной традиции, которыми обычно пренебрегают, — той традиции, тематика и поэтика которой сформировались в сербской литературе в двадцатые годы XX века. Блашкович — один из самых щедрых производителей смыслов в современной сербской поэзии. Три первых поэтических сборника (Смотришь, 1986, Золотая эпоха, 1987 и Красные бригады, 1989) были созданы под знаком преображения сюрреалистических картин, но в них периодически улавливается то, что мы можем назвать сюрреалистической иронией. Этого поэта, тем не менее, мы лучше знаем по иронии, направленной на все: от литературы и традиции вплоть до реальности и доминирующих языковых механизмов. Этот тип исследования достигает своего максимального воплощения в сборнике Жизни бросающих игральные кости (1997).