Спустя неделю Эмилия принесла в школу фотографии. Двадцать семь альбомов. Альбом представлял собой коленкоровый твердый картон в виде книжки. Раскрываешь и видишь, — на левой стороне портрет выпускника, а на правой — виньетку, где размещен весь класс с директором школы во главе и преподавателями. Дмитрию альбом не достался, попросту его альбома среди других не оказалось.
— Я, наверное, забыла дома, — сказала Эмилия. — Ну, конечно. Не огорчайся. Завтра занесу. Или, хочешь, поедем ко мне, если ты не занят.
У них в тот день намечалась консультация перед экзаменом по литературе, но Дима сказал, что свободен. И они поехали на ее старенькой «Шкоде». На этот раз женщина была не в джинсах, а в юбке. В тесной машине колени ее почти что касались приборной доски, юбка сползла, обнажая загорелые бедра. Дима пытался сосредоточить внимание на дороге впереди, куда стремительно летела машина, но Эмилия заговаривала с ним, он что-то отвечал невпопад, оборачивался к профилю ее лица и невольно секунду-другую смотрел на красивые ноги. Вскоре доехали до места. Белый домик среди тополей, крытый оранжевой черепицей. Три ступеньки. Стеклянная веранда. Просторная комната, вся увешанная фотографиями в рамах. Диван. Столик с кипой фотографий и альбомов. Эмилия внимательно поискала везде, но нужного альбома не нашла.
— Неужели я забыла напечатать? — проговорила она раздумчиво. — Точно, забыла. Надо же…
— Да вы не беспокойтесь, Эмилия Васильевна, — поспешил вставить Дмитрий. — Ничего страшного. Потом сделаете.
— Ладно, — согласилась женщина. — На днях занесу в школу.
— Ага. Ну, пойду я…
— Ты не обиделся?
— Что я, девчонка, что ли?
— А ты видел когда-нибудь, как делается фотография?
— Нет.
— Хочешь взглянуть?
— А можно?
— Идем, — Эмилия завела его в соседнюю комнату, где стоял на столе фотоувеличитель, несколько ванночек с раствором и другие разные инструменты. Пахло химикатами. Полки на стенах ломились от картонных коробочек, книг и журналов. На протянутых лесках висели для просушки негативные пленки, закрепленные бельевыми прищепками.
— Это моя лаборатория, — сказала женщина. Она отыскала негатив, вставила его в увеличитель. Опустила на окне черную штору. Комнату заполнил красный свет. И красными сделались они с Эмилией. Дима сидел рядом на стуле и наблюдал за ее действиями. Все, что она делала, было ново для него и невероятно интересно. Вскоре пинцет в руке женщины выудил из раствора бумагу.
— Ну, что, — проговорила Эмилия, — узнаешь себя?
Он потянулся, чтобы лучше разглядеть изображение на бумаге и нечаянно коснулся своей щекой ее щеки.
— Ну, ну, — пожурил его тихий нежный голос, — вздумал поцеловать меня?
— Простите… Я не хотел… — Ли-Маров почувствовал, как кровь хлынула к его лицу. Даже при красном свете фонаря наверняка была заметна краснота лица.
— Ладно, ладно, — женщина слегка рассмеялась и, промыв фотографию в воде, кинула его в раствор фиксажа. — А ты уже целовался? У тебя есть девушка?.. Ну, что молчишь? Гм, я тебя смущаю?.. Ладно, ладно, не буду… Твой портрет пусть закрепляется. Ну пойдем отсюда.
Они вышли в гостиную и Эмилия вымыла руки, поставила на газ чайник.
— Сейчас мы с тобой выпьем по чашке кофе, — сказала она.
Пока хозяйка возилась с приготовлением кофе, Дмитрий разглядывал на стенах фотографии. Проселочная дорога, степь, деревья, городская улочка, река… Портрет девочки. Много портретов женщин, мужчин, стариков. Вот еще портрет молодой женщины с полуобнаженной грудью, лицо очень знакомое, ах, это же сама Эмилия. Он почувствовал, что снова краснеет и поспешил перейти к другой фотографии с изображением трех яблок. Натюрморт заснят с нижнего ракурса, фрукты лежат на стеклянном столе, но такое впечатление, будто они парят в воздухе. Он вернулся к портрету девочки, очень земному и светлому. Растрепанные волосы, загорелые полные щеки, веселые, озорные глаза. Девочка похожа на Эмилию.