— А если он один?
— Даже если совсем один. Он — свидетель времени.
— Камни тоже свидетели времени.
— Камни сами по себе не говорят, — слабо улыбнулась она. — И я верю в тебя, разве этого мало? Ты нежный и мужественный.
— Спасибо.
— Ты мне дорог и близок.
— Не надо, не напрягайся.
— Если тебя не станет в моей жизни, там образуется такая страшная пустота!
— Перестань! — Он так сильно сжал ее пальцы, что она чуть не вскрикнула. Она выдернула руку и пошевелила слипшимися пальцами.
— Я думаю, — сказала она, — что мы все-таки зря тогда сделали аборт.
— Прошу тебя, прошу тебя, прошу тебя.
— Ладно, не буду. Дай сигарету.
Машина свернула с пустынной магистрали на боковой отросток асфальтированной дороги, ведущей к аэропорту.
Рядом с одноэтажной избушкой аэропорта стоял автобус-экспресс, яркий и оскорбительный, как столичный на деревенской свадьбе. На поле, у самого края, стоял красный самолет северного управления, крылья самолета были припорошены снегом.
Тамара и Егор вошли в зал ожидания, внутри избушка оказалась просторней, чем снаружи, и множеством комнат. Слева был газетный киоск, справа — регистрация билетов. Вдоль стен стояли обтянутые коричневым заменителем стулья с высокими спинками, на середине — круглый стол, за столом три солдата и одна девушка играли в карты, в «банке» лежала горстка меди, играли по копейке.
Он поставил чемодан у стены, встал в очередь регистрировать билет. Тамара сняла с головы пестрый платок и причесалась, на лоб — челку, на макушку — хохолок. И стала похожа на встревоженного лисенка, которому, однако, все нипочем. Егор зарегистрировал билет и подошел к Тамаре, она стояла у газетного киоска и выбирала открытки с видами города, на открытках город был какой-то другой, непохожий, солнечный, веселый — город, в котором хотелось бы жить.
Объявили о прибытии самолета. Солдаты за круглым столом прислушались, это оказался не их самолет, и опять стали смотреть, как девушка тасует карты, она держала колоду в левой руке, тасовала правой, и на правой руке на пухлом пальце тускло блестел перстень с длинным красным стеклянным камнем.
Самолет уже стоял на поле, из него выходили пассажиры.
— Печально, правда? — спросил Егор. — Прилетают и улетают. Как ангелы в поисках потерянного рая.
— Ну, прощай. — Тамара протянула руку, холодную, как градусник.
Егор поднес ее руку к губам, повернул ладонью вверх и поцеловал.
— Ты мне позвонишь, когда вернешься? — спросила она.
— Это первое, что я сделаю, если вернусь.
— Я хочу, чтобы мы…
— Понял. Остались друзьями. Лучше будет братом и сестрой. Не так хлопотно.
— Как ты умеешь все портить!
Мимо на летное поле прошла редкая цепочка пассажиров.
— Вот и все, — сказала Тамара. — Мне было здесь хорошо.
— Все время не может быть хорошо. Потом приходится лгать.
— Как ты в своем рассказе? — Она улыбалась, но глаза ее наполнялись слезами. — Хочешь, я останусь?
— Нет. Не надо. Может быть, мы скоро увидимся.
Тамара взяла чемодан и, не оглядываясь, пошла к самолету.
Самолет загудел, вырулил на вычищенную за ночь взлетную полосу и покатил в самый дальний ее конец, там развернулся, взревел, разбежался и круто взмыл в воздух. Егор никогда не видел, чтобы так красиво и стремительно взлетали. Он сорвал с головы шапку и начал махать. Рядом какой-то парнишка тоже махал шапкой. Они махали, пока самолет ложился на одно крыло, потом на другое, потом ушел в облака.
— Черт , — сказал Егор, — красиво улетел.
Парнишка надел шапку и оглянулся на избушку аэропорта.
— Автобус ушел, — сказал он.
— Как же добраться до города?
— Пешком три километра до бетонки, — объяснил парнишка, — а там на попутке. Следующий автобус будет через три часа.
— К черту. Так всю жизнь прождешь. Надо торопиться.
Егор глубоко нахлобучил шапку и мимо избушки, срезая угол, пошел по снегу к дороге.
На дороге ветер понизу мел снегом. Справа от дороги в ряд стояли голые деревья, а слева за кустами виднелась замерзшая речушка. Видимо, замерзала она не раз, пока окончательно установились холода, и лед на речке громоздил причудливые синие обломки.