— Плевать, что думает твой брат! — кричал Денис громче, чем если бы звал на помощь. — Ты мне это швыряешь в лицо! Не он! Ты так думаешь! А я не хочу никуда уезжать! У меня достаточно денег и ума, чтобы чувствовать себя хорошо в России. Поняла?
Белка нервно затрясла головой и еще раз вытерла лицо чужой футболкой, чувствуя, что соленый ком по-прежнему не дает дышать. Она вдохнула в себя мокрый уже хлопок, точно кляп, но он вдруг исчез, и на смену ему пришла то ли горячая, то ли ледяная грудь Дениса. Температура ее скакала с таким же бешеным непостоянством, как и в голове самой Белки.
— Господи, Белка… Что же за каша у тебя в голове… Как же сделать так, чтобы твой котелок начал наконец варить самостоятельно?
Денис крепко держал ее лицо в ладонях и просто смотрел, как по ее щекам медленно, но без остановки, текут слезы, пока, наконец, не почувствовал невыносимую жажду и тогда поймал языком огромную соленую каплю в уголке ее дрожащего рта. Белка подалась к нему и схватила губами его губы, теперь тоже соленые, только не от его, а от ее слез. Она уже научилась не дышать и потому только сильнее прижала к себе Дениса, перебирая пальцами по его гладким щекам, точно по клавишам пианино. Его губы вытянули из ее тела всю влагу. Она горела от макушки до кончиков пальцев, все еще спрятанных в кеды. Футболка, давно затоптанная, лежала между ними, и больше между ними не было ничего.
Не отпуская ее губ, заставив изогнуться змеей, Денис стащил ненужные никому шорты, содрал ногой свои, и поднял теперь полностью обнаженную Белку в воздух, но быстро опустил до уровня своих губ.
— Булгаков прав, — выдохнул Денис, с трудом отрываясь от распухших губ Белки. — Все отношения портит квартирный вопрос. К черту стены, к черту потолки… Деревья, небо и земля… Больше ничего для счастья не нужно… Ничего…
Он опустился на траву, откинул голову и протяжно застонал, чувствуя над своей пульсирующей плотью влажное бедро Белки.
— Дальше делай все сама, — он закинул за голову одну руку, затем вторую и улыбнулся. — А я буду просто тобой любоваться.
Белка собрала в хвост растрепанные волосы. Она успела удариться коленкой о спрятавшийся в траве камень, но боль внутри сейчас была стократ сильнее — та, что не передается словами, та, которую способна излечить лишь вера… Вера в то, что тебе больше не врут.
— Мы так не договаривались…
Она почти коснулась грудью лица Дениса, пытаясь вернуть его руки на свое тело, но он придавил их затылком и не сдавался, а его язык, точно издеваясь, едва касался дрожащего перед глазами Дениса соска.
— Ты именно так хотела в первый раз. Так пусть же так будет хотя бы в последний…
— Не хочу! — она нависла над ним, покрывая его улыбающееся лицо своими волосами.
— Не хочешь чего? — голос Дениса дрожал, как и все его тело, раздавленное ее острой коленкой. — Быть сверху? Или чтобы это был последний раз?
— Я выбираю ответ «си», — выдохнула Белка и коснулась языком приоткрытых губ Дениса.
— Я не знаю, что это за ответ, — его руки вылезли из-за головы и сомкнулись за ее дрожащими лопатками.
— Малтипл чойс квешнз. Эй, би о си — ол оф ви обов… Я выбираю оба ответа.
Денис стиснул ей грудь и спустился руками на талию, осторожно, чтобы не потревожить на спине пластырь.
— «Эй», вот правильный ответ. Трава мокрая, холодная, а земля твердая… А спина — больная. Или… давай не будет этого последнего раза вообще… Последнего на это лето, — Денис провел пальцем по ее губам, как по струнам гитары, и те задрожали. — Твой выбор, студентка!
Только вместо ответа Белка склонилась к нему с поцелуем, и Денис принял ее ответ, а ее тело тут же впустило в себя его, и он поплыл в нем, как по реке блаженства, желая и оттягивая неизбежную встречу с противоположным берегом.
Глава 35 "Знакомый мотив на другие слова"
Машину они поймали около семи утра, а в половине девятого уже преспокойно завтракали во вчерашнем кафе. Поезд на Барселону уходил в половине одиннадцатого — никакой спешки не было. И они действительно не спешили. Не спешили расставаться.
— Денис, неужели ты сможешь с ним работать после этого всего… — Белка махнула в воздухе рукой.
— Чего всего? А… — он хохотнул в голос, и к омолодившемуся лицу этот смешок очень подходил. Такой совсем мальчишеский. — Ты про подзатыльник, что ли? Думаешь, он первый? Или последний?
Лицо Белки осталось серьезным. Она даже сжала губы.
— Екарный бабай! — усмехнулся Денис и, перегнувшись через стол, принялся размешивать тоненькой ложечкой сахар на дне ее чашки. Медленно, чтобы не потревожить пенку. — Я еще недостаточно богат, чтобы быть гордым.