– Я, тетя Магдалина, как мышка буду, вы меня и не увидите, и не услышите. По дому все вам сделаю. Я бы вас и не стала стеснять, да деваться некуда – не дают в университете места в общежитии.
– На кого учишься – то, Сонь? – поинтересовалась я.
– Я на ФРГФ – Факультет романо-германских языков поступила, – с гордостью ответила Соня. – Переводчиком буду! Правда, все же на платное отделение – бюджетное место дороже стоит.
– Погоди, – нахмурилась я. – Бюджетное – значит, бесплатное?
– Бюджетное – значит престижное, ведь только очень умные ученики смогли бы выдержать экзамен, – объяснила мне она. – Поэтому оно и дороже ценится.
– Погоди, – почесала я в затылке. – Бюджетное – значит бесплатное, для тех, кто смог сдать экзамены. А ты вроде школу с золотой медалью окончила – и что, все равно на бюджетное не прошла?
– Так говорю же, бюджетное – оно дороже платного, я и рассудила, что зачем деньги зря переводить? – терпеливо повторила мне Сонька.
«Ничего не понимаю я в этой жизни!», – озадаченно сказал внутренний голос.
– Я, тетя Магдалина, буду с ранья уходить, и поздно – поздно приходить, – жалобно глядя на меня, продолжала Сонька. – Вы меня и не увидите. Мать скоро кабанчика заколет, сюда привезет, картошка опять же своя, капуста – не объем я вас.
– Сонька! – страдальчески закатила я глаза. – А ну кончай!!! Ты чего? Какое «объем»?!! Какое «с ранья»? Раз уж навязалась ты на мою голову – то будь спокойна, не брошу. Если, конечно, не накосячишь.
– Не накосячу! – истово помотала она головой. Потом подумала и добавила: – А это как – «накосячишь»?
Я выглянула в коридор, убедилась, что Дэна поблизости нет, присела к ней на кровать и пояснила:
– Сонька, говорю с тобой откровенно. Дэна я люблю без памяти, замечу чего меж вами – вылетишь без выходного пособия.
В глазах ее плеснулось крайнее изумление, и она, не сдержавшись, воскликнула:
– Так он же старый!
Я внимательно посмотрела на нее и спросила:
– А тебе – то сколько?
– Восемнадцать на днях стукнуло! – призналась она.
– Тогда может и правда старый, – задумчиво согласилась я. – Ну ладно, Сонь, я тебя честно предупредила. Если чего замечу – пеняй на себя. Хотя вообще – я девушка добрая, и жить ты у меня будешь как у Христа за пазухой.
– Не, ничего не заметите! – тут же двусмысленно поклялась она.
– Смотри, – я поднялась с кровати.
– Тетя Магдалина, – неуверенно спросила она. – А если он сам ко мне начнет приставать? У нас в деревне девчонок мало было, так я от наших мужиков не знала, куда и спрятаться. Хотя честно – честно я их никак не завлекала. А если и тут так получится?
«Убийство тогда получится», – злобно подумала я, а вслух ответила:
– А вот как начнет приставать – сразу ко мне с докладом. Ясно?
Она покивала головой.
– В общем, Сонь – вон там за дверью ванная комната, мойся, приводи себя в порядок, мы с Дэном сейчас ненадолго уйдем, вернусь – обед приготовлю. Пока уж бутербродами тебя накормить придется, извини.
– Я и сама могу все приготовить! – тут же вызвалась Сонька.
– Да? – с сомнением посмотрела я на нее.
– Я люблю готовить! – уверила она меня. – И вообще – приятно будет вам помочь, все не нахлебницей у вас буду жить.
– Ты – не нахлебница, а родственница, – наставительно сказала я.
– Тогда тем более говорите, где кухня! – улыбнулась она.
– Из холла одна из дверей ведет на кухню. Вернее, это столовая, кухня дальше, смежная с ней, но думаю, что разберешься.
– Найду! – кивнула она.
Дэн дожевывал на кухне круассан и с интересом читал Men's Health.
– Послушай, – я села напротив него и вздохнула, – как тебе Сонька?
– Да ничего, вроде, но вот медовый месяц она нам подпортит, – отозвался он. – Впрочем, я уже продумал. Будем снимать номер для новобрачных в отеле несколько раз в неделю. Так даже романтичнее, верно?
– Верно, – с облегчением улыбнулась я. – Только имей в виду – не дай Боже на Соньку взглянешь с интересом…
Он отложил в сторону журнал, посмотрел на меня долгим взглядом и, наконец, сказал:
– Ну ты вообще…
– Наше дело – предупредить, – пожала я плечами. – Я с тобой честна. И прямо говорю – что не переживу, если ты еще кем – то увлечешься.
– Ты чего, ревнива? – удивился он.
Глаза его при этом смеялись.
– Не то слово, – мрачно ответила я.
– А почему я этого раньше не замечал? – слегка разочарованно спросил он. – Я уже стал склоняться к мысли, что тебе все равно.
– Так раньше повода не было!
– Ну ты и дурочка! – радостно заявил он и полез целоваться.
– Теть Магдалин… ой!
Мы резко отпрянули друг от друга и покосились на дверь. Там, вся пунцовая, стояла Сонька и пялилась в пол.
– Что, София? – слегка кашлянув, спросил Дэн.
– Да я в ванную пошла, а там ни шампуня, ни мыла, – тихо проговорила она.
– Сонь, там все в шкафчиках лежит, неужели ты их не заметила? – жалобно сказала я.
– Заметила, – прошептала она. – Только рыться не стала – чужой ведь дом, еще чего…
Я аж застонала от такой простоты.
– Соня!!! Все что в комнате и в ванной – все твое, ясно? И, надеюсь, ты у меня не будешь спрашивать, можно ли включить телевизор или лечь в кровать, ладно?
– Ладно, – пискнула она и исчезла.
Мы с Дэном переглянулись.
– Намечаются непредвиденные трудности, – заметил он. – Может, переселимся в мой коттедж?
– А Соньку одну тут оставим? – мрачно ответила я. – Не выход. Девчонка еще одна жить не умеет.
– Тогда, может быть, мать твоя ее к себе возьмет? – осторожно предложил он.
Я посмотрела на него как на идиота, ей-богу.
– Ясно, – без слов понял он.
– Слушай, я вот одного понять не могу – как молодые семьи живут с родителями в одной квартире? – задумчиво произнесла я.
– Скоро мы нечто подобное выясним, – скрипнул он зубами.
– Собирайся, чадо, – вздохнула я, вставая. – Пошли погуляем.
Гулять мы с ним любили. Было в этом нечто чудесное – взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой фотоаппарат и приставал к прохожим – сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Он постоянно тыкал – мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я бы тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание – рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.
Я так и не поняла – сам он меня любит – или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я – здравая девушка, и понимаю, что я просто не соответствую Дэну. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…
Очень бы хотела…
Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:
– Ну что, дед Минь, как дела?
– Да ничо, – в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. – Сама как?
– Сама трудится, – пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.
– Опять? – скривился он.
– Дед Минь, ну ты же знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, – заверила я его.
На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.
– Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, – вздохнул дед. – Но очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.
Дэн заржал.
Я хмуро на него посмотрела.
– А чего? – сквозь смех сказал он. – Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.