— Почему ты, Егор?
— Взгляни, — предлагает он, кивая на конверт. — И расскажи, с тобой ничего не происходило в последние несколько дней?
— Твой друг решил, что я его собственность. Унизил меня, — «а я отплатила ему его же монетой», добавляет Катя мысленно. — Этого достаточно?
— Катя, ты умная и красивая женщина. Но сейчас в тебе говорят эмоции…
— В психологи заделался? Тебе это не идет, Плахотский, — она качает головой и все-таки берет конверт. Толстоват для денежной благодарности. Или Корф так дорого ее оценил? Заглядывает внутрь. Фотографии? Катя озадаченно смотрит на Егора. Тот молчит, предлагая самой найти ответы. Фотографий много. И на всех она. Кафе, театр, клуб. Разные люди, разные мужчины и она везде. Боль скользит по венам горьким ядом, выбивает дыхание. Фотографии выскальзывают из пальцев, рассыпаются по влажной брусчатке, подхватываются ветром. Катя безучастно смотрит на яркие картинки, запечатлевшие отрезки ее жизни. Жизни без Корфа. Он где-то за кадром. Там, где нет места искренним чувствам. Там, где осталась свистящая ветром скорость и ярость в стальном взгляде. Там, где ей казалось, что она снова научилась любить.
— Неужели Корфу нечем…
— Крис не следил за тобой, — перебивает Егор.
— А кто? – спрашиваю, и дрожь сводит позвоночник.
— Я думал, ты подскажешь…
Подсказать? И на мгновение появляется желание рассказать Егору о записке и прошлом, которое вернулось. О том, что мне страшно. Впервые за столько лет страшно ошибиться и потерять все. Снова потерять Корфа. На мгновение остро захотелось, чтобы хоть кто-то знал, что сейчас творится в моей душе. Как тяжело принимать решения и делать каждый шаг. Как по минному полю. Всего на мгновение. Потому что спустя пару ударов сердца я понимаю: он не станет присылать фотографии Корфу. Даже если следит – никто его не увидит. Я уверена: он уже все знает обо мне. И теперь выжидает. Он придет за мной – даже не сомневаюсь. И никто не спасет, потому что от него нельзя спастись. Никто не поможет, потому что я никому не нужна. Потому что тот, кому принадлежит сердце – не хочет, чтобы я его любила.
— Катя…
— Извини, Егор, но мне нужно идти.
И не дожидаясь, пока Плахотский решит меня остановить, ухожу. Прячусь в салоне за фальшивой улыбкой, встречающей новую клиентку. Но неспешная беседа не помогает забыться. Боль противно тянет прочь из душного салона в прохладу осени. И я сбегаю, сбросив дела на ассистентку. Ветер радостно обнимает за талию, скользит холодом под распахнутым пальто, подталкивает вперед, будто приглашает. Хохочу, запахивая пальто. Принимаю приглашение. Из кармана выуживаю телефон, набираю номер.
— Зацепина, привет, – одноклассница звонко отвечает, радуясь моему звонку, как девчонка. А ведь в школе мы никогда не дружили. Время меняет людей, наверное.
— Ямпольская, какими судьбами? – и ни тени наигранности или недовольства, только искреннее непонимание. Сколько мы не виделись? Много. Почти что целую жизнь. Не мою.
— Лизка, хочу расслабиться, – выдыхаю, остановившись напротив своей машины.
— Напиться, что ли, не с кем? – язвит Зацепина.
— Я хочу танцевать, Лиз. Можно?
— Когда будешь? – уже деловым тоном спрашивает бизнес-леди.
— Часа через два домчу, – улыбаюсь, плюхаясь в водительское кресло, завожу мотор.
— Я жду, – короткий ответ, – если не передумаешь.
Не передумаю, потому что не вижу другого выхода стряхнуть с себя выворачивающие наизнанку воспоминания. Выдрать сжигающую нутро боль.
И дорога сама стелется под колесами моей машинки, торопит, возвращает в город детства. Город разросся высотками и сложенными из сплошного стекла офисными центрами, заматерел торговыми центрами и пестрыми клубами, заковался в бетонную броню, потеснив некогда роскошные парки и зеленые аллеи. И я чувствую себя инопланетянкой в некогда родном городе.
Усмехаюсь, сворачиваю с трассы на центральную улицу. Нужное мне место расположено в самом сердце города. Паркуюсь и взбегаю по ступенькам, мельком отмечая название, прописанное яркими витиеватыми буквами: «Инь-Ян». А раньше здесь алела: «Роза любви», – и все невольно сравнивали этот стрип-клуб с кварталом красных фонарей Амстердама.
Любопытно, сколько изменилось с тех пор?