И эхом в голове хриплые слова Корфа: «Почему ты? Почему ты?», – и пьяные слезы по острым скулам. Тогда я промолчала, хотя слова рвались с языка. Как ему объяснить, что он был нужен только мне. Только мне он нужен до сих пор. Как воздух. И только потому, что я знаю – он свободен и дышит – дышу и я.
— И вы все делаете неправильно, – говорит Егор совсем близко, как будто рядом сидит.
Я вздыхаю.
— Егор, сколько тебе лет? – спрашиваю, выныривая из тоски.
— Сорок три, – он удивлен.
— Взрослый мужик, а до сих пор веришь в сказки.
— А то, – теперь в голосе улыбка, – я же Золушка в галстуке.
Я смеюсь. А он молчит. Странный. И такой непохожий на своих друзей. Светлый. Наверное, такой друг и нужен Ямпольским.
— Ладно, Егор. Спасибо за заботу, но я действительно ничем не могу тебе помочь. И передай своему другу, чтоб не волновался. У меня все зашибись, – и поднимаю вверх большой палец, как будто он может меня видеть.
Мрачные мысли приходят ночью, мешают спать, холодным потом морозят кожу. И снова бессонница усаживается на подоконнике. И снова горячий кофе в чашке, и калейдоскоп воспоминаний.
И так две недели. Четырнадцать незапланированных дней в попытке продать салон. Покупатель, с которым готовилась сделка, вдруг отказался. И пришлось в спешном порядке искать нового. И вот у меня в руках договор купли-продажи, на счету круглая сумма, а в кармане паспорт на другое имя и билет на дневной рейс. Присаживаюсь на бильце кресла, набираю номер. Не знаю, зачем. Захотелось вдруг услышать ее голос и желательно счастливый. Как надежду, что все будет хорошо.
— Катька, привет! – звонкий голос, но за напускной веселостью слышится тоска. Что же они с Марком никак не поладят? Вздыхаю едва слышно. Надежда таяла, как предрассветный туман. — Как я рада тебя слышать. Как ты? Куда пропала? Почему не приезжаешь?
— Алиса, не тарахти, – невольно улыбаюсь, и собственная тоска откатывается в сторону, пугливой крысой прячется в углу, дожидаясь своего часа. — Я не успеваю за тобой. Когда ты стала такой щебетухой?
— Ой да ладно, – смеется в трубке подруга. Подруга? Скорее, хорошая знакомая. Странно. Она ведь многое обо мне знает, как и я о ней. Когда же случилось так, что я перестала с ней откровенничать? После Антона? Или раньше? Не знаю. — Так у тебя все в порядке, Катя?
— Да, все хорошо, – ложь дается легко, а пальцы сжимают ручку чемодана. — Марку вот не дозвонилась. Хотела разведать, как вы?
— Ты знаешь, неплохо. Думаю, мы поладим.
Я улыбаюсь.
— Это хорошо. Это очень хорошо. А я вот салон продала.
— Как? Зачем? Ты что, сдурела? Это же…
— Надоело, – снова ложь? Я уже и сама запуталась. — Я ведь художница. А уже не помню, когда в последний раз кисти в руках держала. Хочу вот прокатиться по Европе, развеяться.
— У тебя точно все в порядке?
— Конечно. У меня все зашибись, – улыбаюсь, чувствуя, что пора сворачивать разговор, пока не наболтала чего лишнего. — Ой, Алиса, ко мне тут пришли. Я вечером заеду, все расскажу. Все. Пока.
А в дверь действительно звонят. Я вздрагиваю отчего-то. И сердце заходится в бешеном ритме. Осторожно подхожу к двери, выверяя каждый шаг, едва дыша. Как по минному полю. Но голос консьержа успокаивает.
— Катерина Владимировна, там такси у подъезда ждет. А у вас занято все время, вот я и решил предупредить.
— Да, спасибо, – благодарю и открываю двери. — Поможете? — подаю ему чемодан.
— Конечно, – улыбается, подхватывая чемодан.
Я в последний раз окидываю взглядом квартиру-подарок брата. Свое убежище. Место, куда я сбегала, когда хотелось выть от тоски и забыть обо всем, даже о том, что я – это я. Надеваю пальто, застегиваю, завязываю пояс, закрываю двери на все замки. Ключи оставляю у консьержа – брат заберет. Прощальный взгляд на невысокий дом.
И вот такси трогается с места, оставляя позади прошлое и настоящее. И не верится, что больше ничего не будет. Прикрываю глаза, сдерживая рвущиеся слезы.
— Не время плакать, крошка, – мужской голос выдергивает из полудремы. Вздрагиваю, в один момент напрягаясь всем телом, готовая…К чему? Такси стоит в переулке. А водитель оборачивается, и я натыкаюсь на неживой взгляд выцветших глаз. Лед сковывает позвоночник и из темного угла вылезает мерзкая крыса, радуясь моему ожившему страху. Пальцы дрожат, и сердце застревает где-то в горле, перекрывая дыхание. Передо мной мое прошлое и мой персональный ад.
— Соскучилась, крошка? – шепчет он, плотоядно улыбаясь. — Вот он я, дорогая. Пришло время отдавать долги.