Тир аккуратно лег сверху и начал медленно входить в ее тело. Принцесса тут же подалась навстречу, как будто намеренно причиняя себе боль. И заметно было, насколько сильно ее возбуждает эта боль. Ларсерия сама все контролировала, оставив Тиру роль игрушки для утех. Она наслаждалась болью, не давая ему прорвать естественную преграду за один раз. Нет, Ларсерия возвращалась назад, оттягивая этот момент. Тир пытался сказать, что это не правильно, так можно навредить, пытался привнести в их сумасшедший секс хоть немного ласки. Принцесса принимала ее, но не спешила полностью отдаваться во власть любовника.
Тира это злило. Пугало. Возбуждало. Он сам не заметил, как от нежностей перешел к грубым ласкам. Его движения стали резкими и стремительными, губы оставляли на теле принцессы засосы, пальцы до синяков сжимали ее бедра. Теперь Ларсерию все устраивало: она стонала от возбуждения и безжалостно кусалась и царапала Тиру спину. Магия, странная, диковатая, с привкусом крови, плескалась в его теле. А когда освобождение наконец произошло, Тир осознал, что это был один из самых ярких оргазмов в его жизни.
Принцесса тоже выглядела довольной. Пару минут она лежала неподвижно, привыкая к новым ощущениям, после чего пихнула Тира в бок:
– Иди. У меня есть дела. Возможно, я тебя еще приглашу сегодня.
Тир хотел возмутиться, напомнить о Рэне, но Ларсерия не стала слушать:
– Не зли меня! Охрана отведет тебя в твою новую комнату, там и будешь ждать мое решение.
Надо же, он чуть не запер в своем доме Рэну, а теперь сам стал постельной игрушкой
Глава 12. Рэна
Десятый день третьей декады осени. Вирдсайд
Флар прилетел на следующее утро. Бодрый, видимо, отоспался на какой-то цветочной лужайке, но явно обеспокоенный состоянием хозяйки. Минут пятнадцать он летал вокруг нее, словно изучая. Только убедившись, что с Рэной все в порядке, уселся ей на плечо и умильно заурчал.
Рэна сняла дракончика со своего плеча и поднесла к зарешеченному окошку под потолком. Тот вцепился острыми коготками в кожу. Ну и что с ним делать? Не желает улетать и все тут. Но в камере ему не выжить, как и в каюте корабля. Здесь нет ни единого зеленого расточка.
И все же в глубине души Рэна была рада, что Флар снова будет с ней. Ну а если ему станет совсем плохо, она все же уговорит его ненадолго слетать, привести себя в порядок. Потом он снова вернется. Ну и вообще, она что-нибудь придумает. Принцесса обещала помощь, неужели откажет в попытке создания уюта?
Правда, появления принцессы ждать пришлось несколько дней. Рэна не раз пыталась заговорить с охранниками. Не о Ларсериане, конечно. Больше о себе: что ее ждет? Долго ли ее будут держать в камере? Можно ли хоть как-то облагородить место ее заточения, раз уж, похоже, она тут надолго? Но охранники, как и прежде, молчали. Более того, они старались даже лишний раз не смотреть в ее сторону.
Так что оставалось только ждать.
Как и в первый раз, принцесса появилась эффектно: распахнулась дверь, и Ларсерия застыла на пороге в лучах света от факелов, висящих на стене за ней.
Немного постояв так, словно наслаждаясь произведенным эффектом, она все же вошла в камеру.
– Ну, здравствуй, моя милая. Прости, что так редко появляюсь, но вряд ли я смогу приходить чаще.
Резкий, высокий голос принцессы взрезал тишину, заставляя поморщиться, и стих.
Рэна кивнула в знак приветствия, но промолчала. За последние дни она все больше привыкала к тишине. Ее единственным собеседником стал Флар, и только с ним она была готова делиться своими мыслями. Да и не малую часть этих мыслей составлял сам дракончик, вот только упоминать о нем было никак нельзя. Хоть принцесса и обещала помощь, рисковать жизнью любимца Рэне не хотелось.
– Ты неважно выглядишь. Тебя что-то гнетет?
Глаза Рэну поневоле расширились. Она издевается?! А что здесь может не угнетать? Но это был шанс изменить хоть что-то, и Рэна ухватилась за него, как за спасительную соломинку.
– Здесь неуютно, сыро, темно. Я понимаю, я – пленница. Но если бы у меня было хоть что-нибудь, скрашивающее серое уныние темницы… В моей комнате, там, во Фрейине, было много цветов. Быть может, удастся и здесь вырастить хоть что-нибудь?
Ларсерия молчала и внимательно рассматривала Рэну. Ее взгляд, казалось, проникал под кожу. Нестерпимо хотелось поежится, как от сквозняка. Но нельзя! Нельзя ничем выдавать неприязнь к своей… благодетельнице.
– Что ж, я могу принести сюда цветок в горшке, но он быстро завянет. Ты сама говоришь, здесь темно и сыро.