Я начинаю внимательно вглядываться в черты его лица и удивляюсь, сколько всего я не замечала раньше – нос у Стайлза слегка вздернут вверх и широковат, больше напоминая маленький пятачок поросенка, но придает юноше забавной нелепости, не делая при этом лицо неказистым, глаза медно-карего цвета, волосы густые и отливом уходят в каштановый, но все же довольно-таки темные, сросшиеся мочки ушей... Юноша никогда не рассказывал мне о своих генетических особенностях, но внешне он походит на Еврея. И в этом есть что-то притягательное, потому что этот народ обладает своей особенной харизмой, когда не носит нелепые одеяния и шляпы, конечно же.
Я, кажется, только сейчас замечаю, что у Стилински так много родинок на щеках. Это выглядит безумно красиво, а догадки о том, сколько их всего и на каких частях тела они находятся, заставляют что-то внизу моего живота шевелиться приятной щекоткой.
– Лидия? – удивляется парень, когда я протягиваю руки к его лицу и слегка касаюсь пальцами родинок на его щеке.
– Ты знаешь, что родинки – это доброкачественные раковые опухоли? – как ни в чем не бывало интересуюсь я, продолжая свои действия.
– Лидия, я за рулем...
– Ты словно огромное минное поле.
У меня тоже есть родинки, но не много, так что я даже не знаю, как себя ощущает мой друг. Я предполагаю, что если на лице у Стайлза их так много, то он усыпан ими весь. Наверно, даже дышать страшно – одно неловкое движение, и ты труп. Но, черт возьми, они такие красивые!
Я плавно спускаю руку ниже, на его шею. Там нет ничего интересного, кроме длинной и напряженной венки, которая появляется там каждый раз, когда юноша злится или сильно напрягается. Я провожу по ней пальцем и чувствую пульсацию. Я вдруг понимаю, что значат эти слова из фильмов, когда вампиры чувствуют жажду. Нет, я не хочу выпить его кровь, но его теплая кожа, пульсирующая вена... Все это напоминает о том, что мы живы.
Я не верю в бога и в существование души. Я верю в то, в чем были хоть какие-то доказательства – в то, что мы здесь благодаря сложнейшему процессу эволюции, что мы живем всего один раз, после чего наступает пустота, что мы – это продукт производства нашего мозга, нет никакой бессмертной души, перерождающейся снова и снова или попадающей в рай или ад, то, что мы называем душой, всего лишь процессы нашей нервной и гормональной систем – эмоции, чувства. Все это существует здесь и сейчас, ничего сверхъестественного. Любой неосторожный шаг в жизни — и конец всему, что ты делал, о чем мечтал... Одно неловкое движение по вене, неудачно задетая родинка — и ты труп.
Именно сейчас, сидя в этой разваливающейся машине с человеком, которого я знаю лучше всех на свете, я понимаю, как крошечны мы и ничтожны в этот миг, как мы малы по сравнению с масштабами Вселенной...
И мне вдруг хочется прижаться к Стайлзу что есть мочи, к его разгоряченному телу ближе, чтобы почувствовать, что мы оба живы и мы не одиноки в этом страшном мире. Моим рукам не хватает тепла, я чувствую, как пальцы покрывает холод, покалывая тонкую кожу.
Стилински резко сворачивает на обочину, мои руки отрываются от его тела, а в голове мозг словно ударяется о стенку головной коры от неожиданного трюка, возвращая мои мысли в «здесь и сейчас».
Я смотрю на юношу, хлопая ресницами, на что он в ответ проделывает то же самое. Щеки его наливаются краской, на лбу появляется испарина. Глядя на Стайлза, можно подумать, что в машине все сорок градусов жары, но мне почему-то холодно.
Я опускаю взгляд на его губы, через которые парень тихо, но нервно вдыхает и выдыхает воздух. Впервые я рассматриваю процесс жизнедеятельности чьего-то организма как что-то сексуальное. Я понимаю абсурдность ситуации, но в то же время не могу пойти против своих чувств, хотя после экстренного торможения они заметно поутихли и постепенно стали возвращать мне контроль над телом.
– Почему мы остановились? – после долгой паузы интересуюсь я, всем своим видом стараясь состроить дурочку.
– Ты уже практикуешься?
– Э, да... – неуверенно начинаю я. – Я вчера много читала статей в интернете.
Я улыбаюсь максимально широко, насколько это возможно. Стайлз смотрит на меня с недоверием еще несколько секунд, после чего нажимает на педаль газа, выворачивая обратно на дорогу.
– Никогда больше так не делай, – бурчит он угрюмо.