— Да, оформите карту моему …., — видно, что Катя замялась, подбирая слово, которым меня можно назвать. И я, опережая ее, чтобы вдруг ненароком не оказаться «другом» или «родственником», не даю ей закончить, а завершаю фразу сам.
— Парню, — я самодовольно смотрю на продавца, а у него удивленно округляются глаза, но он не комментирует ничего, а наоборот, пытается закончить наше общение.
— К сожалению, карты на сегодня закончились, — недовольно ворчит себе под нос продавец и уносит шуруповерт, который выбрала Катя, на кассу. Мы идем следом, и она незаметно сует мне свою карту. Понятно. Раз я ее парень, то значит, должен платить и не нарушать легенду. Я беру карту, но решаю сам заплатить. Девушку мне надо выпроводить на улицу. Будет Екатерине Валерьевне подарок. Интересно, ей кто-нибудь дарил шуруповерт? Ухмыляюсь своим мыслям и наклоняюсь к уху девушки.
— Подожди меня снаружи, — склонился к ушку Екатерины и вдохнул ее аромат. Кровь прильнула ко всем стратегическим местам, а девушка отпрянула, и щеки порозовели. Неужели стояк так сильно видно, и она смутилась? Она же мысли читать не умеет. Девушка выскакивает на улицу, а я мельком окидываю себя взглядом. Нет, все нормально, для постороннего взгляда ничего не заметно. Все же я любитель широких джинс. Ненавижу, когда все везде впивается и обтягивает, так что не ношу модные нынче шмотки. Расплачиваюсь своей картой, и кассир отдает мне покупку. Беру шуруповерт за ручку кейса, в который он упакован, и выхожу на улицу.
Екатерина оборачивается ко мне и смущенно улыбается.
— Спасибо, выручил, — девушка протягивает руку, и я вкладываю ей в руку карту, которой так и не воспользовался. Она немного удивленно посмотрела на нее. Неужели забыла, что давала ее мне. Но после того, как она спрятала карту и снова протянула руку, я понимаю, что она хочет взять покупку.
— Не за что, — я не отдаю кейс и на лице девушке удивление и недоумение. — Я провожу, не возражаете? — по выражению лица девушки понимаю, что она возражает, но после того, как я пару минут назад избавил ее от навязчивого мужчины, ей неловко мне отказать.
— Конечно, если вам по пути, — сразу же делает оговорку Екатерина Валерьевна, и мы неспешным шагом направляемся в сторону дома.
— Вам, — слух резануло ее обращение ко мне.
— Что, простите? — Екатерина переспросила, но мне кажется, только чтобы выиграть время.
— Ты обратилась ко мне на «вы», — я играю в ее игры в недопонимания.
— А вы обратились ко мне на «ты», — ответила женщина. На лице написана растерянность. Она явно не понимает, как ей ко мне обращаться и уж тем более относиться.
— К чему эти условности, — я улыбаюсь, и она несмело мне отвечает.
— К тому, что вы мой ученик, — пытается возразить Екатерина.
— Ну, мы сейчас не в институте, так что сейчас вы не мой преподаватель, — мои слова звучат немного легкомысленно, потому что Екатерина напряжена и явно нервничает.
— Преподаватель всегда останется преподавателем. Мы должны быть образцом для подражания и ничем себя не компрометировать, — выдала Екатерина Валерьевна, а я вспомнил, как она стонала на мне. И само собой, на лице появилась усмешка. — Вы так не считаете? — это женщина не поняла причину моей усмешки.
— Давай на «ты». Мы не в институте, — мои слова прозвучали как-то грубовато, и я попытался исправиться. — Учителя и преподаватели такие же люди. Она едят и спят, женятся и разводятся, рожают детей и делают глупости, так что расслабься. Ты в большом городе, здесь никому нет до тебя дела. Если ты, конечно, не выпячиваешь свою личную жизнь, — мое высказывание получилось слишком эмоциональным, и Екатерина хотела что-то возразить или прокомментировать, но передумала в последнее мгновение.