На экране крупным планом показывали ту самую больницу. Можно было даже разглядеть вновь появившуюся на двери надпись FUCK OFF. Кто-то заботливо ее обновил…
Выйдя из секундного оцепенения, я схватил пульт и прибавил громкость.
– …В которой сегодня произошло уже третье кровавое убийство. Труп мужчины изуродован до неузнаваемости так же, как два найденных ранее тела. Причем, что интересно, нож, которым были нанесены ранения, в этот раз принадлежал самой жертве. Теперь полиция не сомневается, что имеет дело с опасным серийным убийцей…
Я выключил звук. Пальцы не слушались.
Мой страшный сон. Господин Ямада. Маньяк-садист. Кто-то превратил его в мазохиста, проделав в нем десяток дырок бритвенно-острым ножом. Вжик-вжик.
И сделал это сразу после моего ухода. У этого парня было не так много времени. Полиция должна была приехать самое большее через час-полтора после того, как я ушел оттуда.
– Дерьмо, – сказал я.
– Почему? – спросила Вик.
На нее, похоже, известие о бесславной кончине господина Ямады особого впечатления не произвело. Я понимал, почему.
– Значит, Ямада не убийца. Неужели непонятно?
– Ну и что?
– Да то, что я остаюсь подозреваемым номер один у полиции. Только теперь у них куда больше оснований заняться мной всерьез. Это раз. А главное – настоящий убийца следует за мной по пятам. И я не уверен, что тот третий, который был у больницы тогда, ночью, убийца.
– Почему?
– Да потому что. Убийца должен был знать, что мы с Ямадой появимся там сегодня. Знать, понимаешь? В совпадения я не верю… Для этого он должен был либо следить за кем-то из нас, либо жить в этой чертовой клинике. Нет, это кто-то из ближайшего окружения Ямады. Или из моего окружения…
– Слушай, а не ты это сделал? – спросила она.
– Ты в своем уме? Я что, похож на убийцу?
– Если бы все убийцы были похожи на убийц, они бы уже перевелись. Как динозавры. Если бы те меньше высовывались, может, дожили бы и до наших дней. Убийцы сделали правильные выводы из этого. Они не высовываются.
Резонно. Не про динозавров, конечно, а про убийц.
Она немного помолчала. Я подумал, что сейчас, наверное, глаз у нее косит особенно заметно.
– А может, убийца все-таки ты? Знаешь, как бывает в триллерах. Живет себе человек тихо-мирно, никого не трогает. А потом бац! У него съезжает крыша. Раздвоение личности. Одна половинка не знает, что вытворяет другая. Одна, к примеру, сидит днем в офисе, а вторая по ночам режет начальников. Как тебе такая теория? Между прочим, все сходится. Началось с пустяка – обезьяны мерещились. Потом дело дальше зашло… Вроде как доктор Джекил и… как его?
– Говнюк, – мрачно сказал я. – Мистер Говнюк.
– Ну, примерно.
– Не говори чушь. Я не убийца.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Как и в том, что разговариваешь с обезьянами?
Я не мог понять, говорит она серьезно или издевается. В любом случае, ее слова мне не понравились. Ее теория и правда все объясняла. У меня заныло внизу живота.
Доктор Джекил и мистер Говнюк.
А если она права?
Что, если она права?
Тогда я опасный для общества псих. Меня отправят в специальную клинику, где такие же психи сидят в палатах с зарешеченными окнами. Принудительное лечение. Уколы, электрошок… Я слабо представлял себе, как живется психам-преступникам в этих заведениях. Но в одном был уверен – репу мне там сажать не придется. Об этом останется только мечтать.
Правда, поверить в это трудно. Одно дело кино, другое – жизнь. Сомневаюсь, что такое раздвоение вообще возможно. То есть, раздвоение до такой степени.
Надо было сразу идти к врачу. Как только увидел эту обезьяну. Теперь поздно. «Доктор, я вот сомневаюсь, не убил ли я трех человек в моменты помутнения рассудка. Может, пропишите мне успокоительное?»
– Не расстраивайся. Может быть, убийца я, – сказала Вик.
– Что?
– Ну ты ведь не можешь гарантировать, что это не я убила тех парней. Я была с тобой в клинике тогда, я знала, где ты находишься сегодня… Запросто.
– Глупости…
– Как знаешь. Больше вариантов у меня нет. Только не вали все на знакомых Ямады. Это дело касалось только нас троих. Теперь касается нас двоих. Вроде как метод исключения. Ямаду из списка подозреваемых придется исключить.
Я понял, что она просто забавляется. Ей было весело. Точнее, ей было все равно, поэтому она могла позволить себе повеселиться. Да, именно так.
Она скоро уйдет. И оставит меня одного разгребать это дерьмо.
А что, если убийца действительно она? Я искоса посмотрел на нее. Она безмятежно смотрела беззвучные новости. Нет, я не верил, что она способна на это. Вернее, способна, но вряд ли стала бы заниматься подобными вещами. И потом, убить – да. Но уродовать трупы?.. Для этого надо быть больше чем просто психом. Надо быть свихнувшимся ко всем чертям психом. Как Ямада. Или… Как я?
Что, если она права?
Я снова посмотрел на Вик. Ясно, что продолжать разговор бесполезно. Она будет и дальше забавляться. Она уже не здесь.
Влип. Очередной раз я мог сказать себе это со всей определенностью.
Парень, ты здорово влип.
Готя-готя.
Еще один вопрос нашему игроку: кто же зарезал всех этих людей? Вашего начальника, по известным причинам, мы исключаем из списка кандидатов на почетное звание серийного убийцы. Он доказал свою невиновность. Итак, ваш ответ? Раз-два-три…
Не знаю. Я уже ничего не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.
Очень жаль, но вам придется покинуть игру. Вы не получаете приз. Вы вообще ни хрена не получаете.
– Ты сделаешь то, о чем я тебя просила? – выключив телевизор, спросила Вик.
Теперь в комнате стало совсем темно. Виден был только темно-серый прямоугольник окна. Вик превратилась в бестелесный голос.
Я вспомнил, что совсем скоро должно произойти то, что гораздо серьезнее и важнее моих дерьмовых сомнений. Вик умрет.
Вик умрет.
Так какого же хрена ты думаешь только о том, как спасти свою задницу?
Вик скоро умрет. Она умирает уже сейчас.
Почему же тебя заботит только собственная шкура?
– Эй, не молчи… Ты сделаешь?
– Открытки отцу?
– Да.
– Сделаю.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Утром тебя ожидает неприятное зрелище. Ты готов?
– Кажется, да.
– Приходилось видеть мертвых?
– Нет.
– Плохо. Я не знаю, как буду выглядеть после хлороформа… Надеюсь, что это будет не слишком мерзко.
Она немного помолчала. А я мог запросто замораживать воду в ладонях.
– Чтобы позвонить в полицию или врачам, тебе придется выйти на улицу. Дверь не закрывай. Телефон через дорогу. Направо… Увидишь.
– Увижу, не волнуйся.
– И… Котаро… Понимаю, что это глупость, но… Приходи иногда ко мне, хорошо? Нет ничего безнадежнее, чем заброшенные могилы. Хоронить меня не прошу. Знаю, что это может у тебя не получится… Но хотя бы приходи, ладно?
– Конечно.
Я кусаю себе губы.
Я сжимаю стакан так, что стекло вот-вот лопнет.
Я хочу, чтобы оно лопнуло. Хочу, чтобы осколки вошли в ладонь, разрывая кожу и сухожилия.
– И прости меня за то, что втянула тебя в это. Я была сукой.
– Нет. Ты не была сукой.
– Все равно прости.
– Ты тоже меня прости Вик.
– Тебе не за что просить прощения. Если бы дело было только в одиночестве, ты бы мог помочь. Но одиночество – это лишь следствие. Так что, как бы ты ни старался, ни к чему бы это не привело. Не вини себя. Все, что ты можешь сделать, – изредка вспоминать обо мне и отправлять открытки отцу. Не так много, правда?
Я мог только кивнуть.
В комнате снова стало тихо. Я медленно сосчитал до десяти. Потом в обратном порядке, стараясь ни о чем не думать. Лапа, сжимавшая горло, чуть ослабила свою хватку.
– Котаро… – позвала Вик из темноты.
– Что?
– Ты по-прежнему не хочешь со мной переспать?
Я вспомнил, как она стонала в клинике, вспомнил ее губы, мягко берущие соломинку, вспомнил ее крик «трахни меня» там, на берегу моря…