— Ты разве не бесился от одной только мысли о ее инициации недавно?
— Твоя дочь умеет верно излагать мысли, изменяя чужие решения, — Локи отталкивается от выступа и в пару шагов преодолевает расстояние до леди. Он озорно наклоняется к Сиф, вздергивая брови. — Постой-ка… кажется, это моя заслуга!
Она встречает его веселый взгляд холодным недовольством. Годы идут, а их отношения не меняются. Так и остаются на отметке «враждебные». Локи огибает бывшую соратницу и становится с другого края, подле Сигюн. Подталкивает ее за лопатки, побуждая продолжить движение, и говорит, наслаждаясь голубым заинтересованным взглядом, готовым внимать каждому его слову:
— Если ты не царских кровей, а, скажем… — он мельком кидает взгляд на Сиф, — из знатного княжьего рода, то принятие божественной сути просто формальность. Узнать о своем божественном предназначении можно на любом отрезке отведенного жизнью времени. Некоторые из асов живут всю свою жизнь, так и не зная, кем, по сути, являются. Это нормальная практика, — он делает паузу. — Но, если ты рождаешься в царской семье, все иначе. Принятие божественной сути — это целый ритуал.
Не особо приятный, подмечает про себя Сиф, а Локи, между тем, продолжает:
— Ты должна совершить омовение в Тунд{?}[В скандинавской мифологии — река, отделяющая Асгард и Йотунхейм. ]. Воздать дань предкам у Иггдрасиля. И наконец совершить схождение к вёльвам, которые и определят твою суть.
— И почему все так сложно… — Сигюн жалостливо стонет, вызывая у матери улыбку, а у дяди глумливый полуоскал.
— Ты сама этого хотела. Так что теперь не жалуйся, милая.
***
Но жаловаться Сигюн все же хочется. Особенно, когда мать и прислуга вытаскивают ее ни свет ни заря из постели и готовят к первому из ритуалов: заплетают волосы в тугую косу, надевают белое льняное платье. Как оказывается, «омовение» предполагает очищение не только водами мира богов, но и лучами светила Асгарда. «Первыми лучами» — недовольно бурчит Сигюн, ступая по каменным плитам еще спящего царства.
Как ни парадоксально, но за почти двадцать один год жизни Сигюн никогда не выходила на переднюю часть Гладсхейма ночью. Это всегда либо полдень, либо начало сумерек. И очень редко утро. Потому что утро — время, которое она отдает магии. Время, которое она отдает Локи. Ночь же, а точнее очень раннее утро, кажется Сигюн чем-то волшебным. Таинственным. Точно вот-вот из-за колонны или арки, каменного свода выпрыгнет воинственное существо самого отдаленного уголка Девяти миров. Это не то чтобы пугает. Скорее, интригует шальное девичье воображение.
Процессия из тепло одетых дам и стражников выходит к берегу реки. Впереди тянется радужный Биврёст, даже в ночи сочащийся всеми возможными красками. Самое яркое пятно в округе. Сигюн надломлено улыбается, когда встречается с радостным взглядом отца и сдержанно-приветливым взглядом Локи. Внутри от волнения все просто колотится.
Тор стискивает дочь в железных объятиях, так что она на пару секунд теряет возможность дышать. Его всегда бодрый баритон гласит:
— Что-то вы рановато. Рассвет еще не скоро.
— Вообще-то он через десять минут, — скептически тянет Локи, недвусмысленно намекая, что кое-кому необходимо бы быть внимательнее. Он пристально оглядывает Сигюн с ног до головы, останавливаясь на сжатых кулаках и плотно поджатых губах. Он серьезно интересуется: — В чем дело, милая?
Сигюн всполошенно дергается, поднимая круглые как блюдца глаза.
— А… ничего, — но наталкивается на суровый прищур и побежденно выдыхает. — Я не понимаю, что должна делать… Просто встать в воду и стоять?
— Именно, — хмыкает он.
— Разве она не должна сосредоточиться на течении реки и… — Сиф ловит насмешливые взгляды мужчин и замолкает.
— Ты что действительно верила в эту чепуху, когда проходила омовение? — потешается Локи. — Уморительно.
Она раздраженно и непонимающе сводит брови. Тор понижает голос до заговорщицкого шепота:
— Это на самом деле просто традиция. Когда мы с Локи проходили омовение, то…
— …кто-то пытался прижать рыбу ногой ко дну и в итоге шлепнулся, — скалится Локи.
Он получает хмурый взор Тора, не предвещающий ничего хорошего.
— Не выводи меня, брат!
— А ну-ка угомонитесь, — осекает их Сиф.
Она поворачивается к дочери, чтобы любовно обвести ее лицо ладонью. И внутри застывает удивление. Потому что в ранее перепуганных глазах теперь пляшут смешинки. Она хмыкает и говорит:
— Пора.
Сигюн сдавленно выдыхает. Стягивает с себя накидку и отдает матери, вставая под морозный ветер в одном тонком платье. Кожа мгновенно покрывается мурашками от холода. Сигюн стискивает зубы. А будет еще холоднее… Она сбрасывает легкие сапожки и ступает на влажные камни. Через ступни тут же пробирается склизкая мерзлота. Инстинкт требует немедленно обхватить себя руками. Она внезапно приоткрывает рот, кое-что вспомнив, и спрашивает, ненамеренно оборачиваясь именно к Локи:
— Как далеко мне заходить?
— По колено будет достаточно.
Его лаконичный ответ и едва заметный приподнятый уголок губ поселяют где-то глубоко внутри крохотный ободряющий огонек. Сигюн благодарно кивает и, развернувшись к реке, делает первый шаг. Погружает ноги по щиколотки в ледяную воду. Длинный подол тут же намокает и неприятно прилипает к коже, изрядно мешая движению. И чем дальше Сигюн заходит в Тунд, тем ноги больше немеют. Она опускает взгляд вниз и натыкается лишь на отблескивающие красками Биврёста волны, неприятно бьющие бликами в глаза. Те, точно вуалью, прикрывает водную гладь и оттого кажутся еще ярче.
То ли от холода, то ли от неудобства возникает ощущение, что путь неимоверно долгий. Но проверить — сколько до берега — и обернуться не позволяет предвестие некого позора за сие действие. Сигюн коротко усмехается. Вряд ли это встанет рядом с выходкой отца, но все же. Показаться в дурном свете, особенно сейчас, — страх, который парализует не меньше озноба.
Сигюн с удивлением дергается, когда водная гладь касается чувствительных коленей. За своими размышлениями, она даже не замечает, как выходит, вероятно, на середину Тунд. Раньше Сигюн никогда не задумывалась о том, что река Асгарда такая мелководная. Или неглубоко только в этом месте? Она мысленно делает себе пометку: спросить об этом позже у Локи.
Локи, неотрывно следующим за ней взглядом. Он складывает руки на груди и раздраженно выдыхает. Все это ему не нравится…
— Ты ведь сделал это специально, — не спрашивает, утверждает полушепотом неожиданно приблизившаяся Сиф.
Он хмурится и, даже не шелохнувшись, отвечает:
— Не понимаю, о чем ты.
Она только хмыкает.
— Спасибо.
Плотно сомкнутые губы чуть дергаются. Как будто ему сдалась ее благодарность… Он разом напрягается, когда мысленный отсчет в его голове останавливается на полуночи.
Сигюн поднимает голову к горизонту, привлекаемая яркой неожиданной вспышкой. Слегка ослепляющей. Так что приходится зажмуриться, а затем и вовсе закрыть глаза. По телу проходится непонятная теплая волна, и голову заволакивает какая-то странная эйфория… Сигюн делает глубокий вдох, отпуская собственные предплечья, и сводит пальцы в замок. Шум десятков водопадов тут же вторгается в сознание. Стоящее на горных массивах царство богов просто испещрено ими. Их настолько много, что Сигюн даже на уроках географии не пыталась запомнить все многочисленные названия. Но сейчас ей кажется, что она слышит каждый из них. Каждое движение водного потока. Каждый шелест листвы. Каждую трель колокольчика, колыхаемого ветром. Ветром, путающимся в рыжих локонах и пробирающимся в ушные раковины. Он доносит призрачный недовольный и разнервничавшийся голос отца: «Как-то она там слишком долго…» Сигюн слышит шумный вдох, предвещающий громкий крик и следом перебивающее яростное шипение: «Даже думать забудь! Совсем спятил?!» Она тепло усмехается. Слышит его короткое и приказное «Дай сюда!» и трепыхание небрежно вырываемой плотной ткани. Слышит четкие размашистые шаги, каждый из которых отдается в голове звонким всплеском. Все приближающимся и приближающимся… Она слушает его как завороженная, пока с оглушительным вздохом не вздрагивает. На плечи ложится шерстяная шаль. А ворчливый баритон гласит: