– Нет, про сына заресского хана, – рявкнул маркграф. – Дерьмо Левого! Я совсем не против, чтобы другие расплачивались за мои ошибки! Я очень даже «за». Но почему они потом ко мне за долгами являются, а?
– Я не очень понимаю… – промямлила кадет.
– Не удивительно. – Редиш всё-таки опять отхлебнул, да с такой жадностью, что красная струйка по подбородку потекла. – Объясняю на пальцах. Я убил своих братьев, так? Точнее, одного убил, а второй… Ладно, это неважно. Общий знаменатель: грохнул. – Маркграф тряхнул головой, откидывая волосы. – Было за что? Пусть Отец разбирается. Но это наши счеты, мои и их. Вот и посчитались. А потом демоны приносят молокососа, который по ночам в подушку ревёт. Левый всё задери, почему ревёт? Да потому что одна соплячка, видишь, ему глаза открыла и оказалось, что дядька, которого он заочно ненавидел, совсем неплохой тип. Конечно, на его, сосуновский, вкус. Знаешь, мальчишки любят таких… Чёрных генералов.
Редиш коротко хохотнул, запив смешок изрядным глотком.
– Я представляю, – тихо сказала Леора, хотя её комментарии тут явно были лишними.
– Его же бабка воспитывала, отца нет. А тут нате вам, готовый герой.
– И вы его пожалели, – всё так же негромко закончила за него Недил. – Решили дать ему… семью. Так, как можете.
– Идиот, – подтвердил Редиш. – Думал, вроде что-то получается. Мы там фехтовали, ездили. Он улыбаться начал. И они, как по заказу, зудеть начали: «Возьми, это вас сблизит».
– Мальчик не виноват. Он поступил так, как ему с детства вдалбливали. С вами он знаком несколько месяцев, а здесь с рождения…
– Мальчик не виноват, – рыкнул маркграф, глянув на Леору так, что она едва не подавилась. – Только теперь мальчик с этим всю жизнь жить будет. Нет, я понимаю, оправдание он найдёт, придумает. Потом. Может, даже гордиться станет. Только вот как это дерьмо в нём уляжется и во что выльется, Левый надвое сказал.
– Вы тоже не виноваты. Вы…
– А кто виноват? – гаркнул генерал, швырнув бутылку в стену. – Отец? Жизнь? Его императорское величество? – Маркраф посидел, рассматривая собственные руки, снова лицо потёр. – Принесите мне ещё вина, кадет, – сказал спокойно.
– Нет, – так же спокойно ответила Недил.
– А как же свобода выбора?
– Вы правильно сказали, мне отсюда не уйти.
– Тоже верно, – не стал спорить Редиш, растягиваясь на диване, снова закрывая лицо локтём. – Вам тоже не мешает отдохнуть. Места хватит, лежанка длинная, да и времени у нас пропасть. А жалеть меня не надо, это дело бесперспективное.
Леора хотела было сказать, что жалость и понимание штуки совсем разные, но промолчала. Объяснение таких вещей – вот по-настоящему бесперспективное дело. К тому же маркграфу, умудрившемуся в лоскуты напиться с одной бутылки, хотя раньше его и две едва забирали.
[1] Армерия или цейхгауз— склад для хранения оружия или амуниции.
[2] Сад трав – делянка, на которой выращивают лекарственные растения.
Глава шестнадцатая
Сколько времени прошло с тех пор, как они в подземелье спустились, Леора понятия не имела, сон, судя по гудящей голове совсем недолгий, окончательно заставил потерять чувство времени. Да и пробуждение нормальному самочувствие не способствовало. Очнулась Недил в полной темноте и не сразу сообразила, где находится: на миг примерещилось – это продолжение кошмара, хотя вроде бы никаких ужасов она не видела. А тут ещё рядом застонали и сердце немедленно провалилось вниз живота – кадет на самом деле чувствовала пустоту на его месте.
Но, к счастью, способность соображать вернулась мигом, гораздо быстрее, чем успели сжаться душащие кольца паники. Леора на ощупь, не слезая с дивана, так и перебираясь, стоя на коленях, нашарила лампу, зажгла огонёк. Оказалось, что в прежнем светильнике просто выгорело масло, вот он и погас. А стонал Редиш – и вовсе не в пьяном бреду, его лихорадило.
Недил знала, такое бывает при сильных, пусть и не слишком обширных ожогах: жар у человека поднимается, кровь едва не закипает. Знала и что его сбить надо, лучше всего обернуть больного мокрой простынёй.
Тряпок у неё хватало, а воды почти не было и ту нужно беречь.
Леора размотала повязку, и не думающую прилипать к ране маркграфа, которая выглядела жутковато: ожог вспух, сочился жижицей, воспалённая кожа вокруг него в свете лампы казалась почти чёрной, а когда Недил неловко задела руку генерала, он снова застонал, скривился болезненно, глаза так и не открывая. Видимо, болело это адски.
Если в душе кадета и таились какие-то зачатки угрызений совести по поводу подпалённой физиономии брата, то в этот самый момент они засохли, так и не проснувшись. В том, что это Редил генерала до живого мяса припёк, она нисколько не сомневалась.