Стенать об утраченном величии она прекращала только для того, чтобы предать анафеме сукоников, ну а проклятье прерывались лишь перечислением нужд, которые вынуждены терпеть «достойные люди»: замок разваливается, потому что все деньги уходят на налоги. Дров нет – леса отданы на откуп ушлым крестьянам, глядящим на господ свысока и им же продающим дрова втридорога. Девочки остаются без образования, потому что послать их просто не к кому, да и другие высокие рода принимают у себя лишь «платных гостей» – неприлично, а что ж поделать, надо выживать. И коровы стали давать горькое молоко.
А во всём этом виновата Леора. Потому что навлекла на семью позор и разорение. О том, как она почти пять лет подряд им деньги регулярно умудрялась посылать, не было сказано ни слова. Эта мелочь даже намёком не упоминалась.
– Представь себе, намедни в храме я передала список для заздравной службы. И, конечно, упомянула твоё имя, хотя, сама понимаешь, чем больше молитв, тем дороже выходит. Но для спасения твоей души, девочка, я готова ходить голой и босой, – вещала тётка, наставительно пристукивая ложкой. – И вот служка меня и спрашивает, кто, мол, такая девица Леореса, а сам смотрит нагло. Я готова была со стыда сгореть! Даже какой-то мальчишка нас презирает по твоей милости.
– А сколько лет служке? – ковыряя ложкой напрочь остывший гороховый монолит, поинтересовалась Леора. – Может, он просто обо мне никогда не слышал.
– Утешай себя! – фыркнула тётка. – Оправдание удел слабых духом! Ты виновата…
– Я виновата, – протянула Недил, не замечая, как сжимает кулаки по обеим сторонам своей тарелки. – Я виновата в том, что высокие рода решили поднять бунт и умудрились всё банально про… профукать. Я виновата, что отец сбежал, нимало не интересуясь дальнейшей судьбой собственной семьи. Я виновата, что мой дядя, ваш муж, дал ему возможность унести ноги, и сам погиб.
– А ты бы, конечно, предпочла, чтобы папенька тоже оказался в земле? – попыталась съязвить Рейла, забыв, что Леору нужно игнорировать.
– Да, – ответила Недил, подняв голову, глядя на сестру, – тогда бы, по крайней мере, мне было за что его уважать.
– Как ты можешь? – вспылила тётка. – Он достойнейший человек, человек чести!
– По-вашему, оставлять жену с детьми фактически от голода умирать – это честь?
– Для гордых бедность не упрёк! А ты погналась за грехом, потому как он слаще. И теперь выслуживаешься перед самозванцем.
– А мне плевать, какие у императора права на трон, – Леора понимала, что почти орёт, а этого делать не стоило, с какой стороны не посмотри. Но ярость клокотала кипятком – не удержишь. – Да нам нужно его величество каждый день благодарить, что по его милости у нас отобрали только титул и земли, а могли бы перевешать как семью предателей. Это вам в голову не приходило? А папеньке моему, когда он в эмиграцию подался?
– Я тебя ненавижу! – взвизгнула Рейла, вскакивая, бросила штопанную-перештопанную салфетку на стол. – Из-за тебя и таких, как ты, я никогда не выйду замуж! Я никому не нужна!
Сестра, разрыдавшись, выбежала из зала.
– Главное, чтоб самой себе нужна была, – пробормотала под нос кадет, остывая.
– Ну и чего ты добилась? – поджала губы тётка. – Между прочим, она права, Рейле уже семнадцать, если ты не помнишь.
– А мне почти двадцать, – буркнула Недил.
Злость схлынула, оставив едкий осадок.
– Ты себя, греховодницу, с ней не сравнивай. Рейла чистая девушка, строго себя блюдущая. И, пожалуйста, выйди из-за стола. На сегодня, думаю, твоих спектаклей достаточно.
Леора встала, отодвинула стул, громко скрипнув ножками по ничем не прикрытому каменному полу, поклонилась по-военному, по-мужски.
А мать так ни слова и не сказала. Казалось, что скандал вообще мимо прошел, она и не заметила.
Лечь спать пришлось рано, всё равно делать было решительно нечего. Но уснуть никак не удавалось: одеяло воняло псиной и совершенно не грело, да ещё бок разнылся. Ну и, конечно, мысли одолевали.
– Леора! Пс-с, Леора, ты спишь? – послышался из-за двери придушенный шепот, когда серенький свет, пробивающийся через щелястые ставни, окончательно погас.
– Нет, – в полголоса ответила Недил, улыбаясь непонятно чему. – Иди сюда.
Дверь тихонечко скрипнула и Алика, обряжённая в слишком длинную, не по росту рубаху, мышкой скользнула в комнату. Кадет приглашающе приподняла край одеяла, охнув, когда абсолютно ледяная ступня проехалась ей по ноге, обняла девчонку, согревая. Сестрёнка довольно, точно как щенок, сопела ей в подмышку.