Рома появился из ниоткуда и врезался в мои ноги, когда я повернул за угол, направляясь в сторону отцовского кабинета. Брат ударился головой в металлическую бляху на ремне и тут же с криком отскочит от меня, упав на пол.
– Блин, Ром. Сколько раз тебе говорили, что в доме бегать нельзя, – сказал я, падая на колени рядом с ним. – Если ты разобьешь что-то, папа сильно рассердится.
Я взял его за запястье и отодвинул руку от детского личика. Черт. Над бровью появился порез, и струйка крови стала медленно стекать вниз.
Рома взглянул на свою ладонь и закричал от испуга.
– Что тут у вас происходит? – взревел отец, выбегая из своего кабинета.
Я взял брата на руки и подошел ближе, чтобы объяснить ситуацию.
– Мне плевать на всё это. Отведи его к Галине. У меня совещание. Если я еще раз услышу шум, высеку обоих, – продолжал кричать он.
Рома уткнулся мне в изгиб шеи и тихо всхлипывал. Теперь уже не от раны, а от того, как отец повышал на нас голос. Он всегда был ранимым и плакал всякий раз, когда чувствовал себя незащищенным.
Я прижал его крепче к себе и понес на кухню. Галина Анатольевна стряпала что-то возле плиты. Заметив нас, она бросила все.
– Ох, мой мальчик, – воскликнула она, забирая брата из моих рук. – Дай посмотрю.
Женщина усадила ребенка на барный стул и повернула его лицо ближе к свету.
– Дим, принеси аптечку, пожалуйста, – попросила она, не отрываясь взглядом от раны.
Рома уже не плакал и сидел смирно, пользуясь тем, что ему уделили внимание.
– Думаю, шить не надо, – обратился я к ней. – Рана неглубокая.
– Да, – согласилась она. – Я просто обработаю ее и заклею пластырем.
Брат слегка поежился, когда перекись попала на порез.
– Обо что ты так ударился, Ром? – спросила она.
Я молча хлопнул по огромной металлической бляхе на своем ремне. Галина Анатольевна вздернула бровь и повернулась обратно к брату.
– Ты опять бегал в доме? – пробормотала она, неодобрительно качая головой. – Ром, ты же знаешь, что твой папа не позволяет таких вещей. Тебе улицы мало?
– Где мой мяч? – спросил брат.
– Он был у тебя в руках, когда мы столкнулись? – спросил я. – Наверное, в коридоре.
Я вернулся к месту столкновения и поднял резиновый мячик, который откатился в самый угол. Тут позади меня двери открылись, и появились люди, выходящие из кабинета моего отца. Они продолжали что-то горячо обсуждать, но я не понимал смысла их споров. Мне казалось, что вся их дискуссия состояла только из матерных слов. Встретившись со мной взглядом, отец с презрением сузил глаза и отстал от других. Он подошел ко мне и взглянул на мяч в моих руках.
– Какого черта он здесь делает? Твой брат забыл, что его игрушки не должны покидать своей комнаты?
– Наверное, он шел на улицу, когда столкнулся со мной, – попытался я восстановить хронологию событий в своей голове.
Рома даже в свои четыре года знал, как отец бывает строг, когда его приказы нарушают. Брат не мог играть в мяч в доме.
– П-пап, вообще-то, я хотел тебе кое-что сказать…
Я запнулся и попытался сделать глубокий вдох, чтобы продолжить свой рассказ, потому что сильно волновался. Отец не стал меня слушать, будто хотел отмахнуться от меня как от назойливой мухи. Он резко достал нож из своего кармана. Нажав на крошечную кнопку на рукояти, лезвие выскочило и блеснуло в свете заходящего солнца. На миг я потерял дар речи. Что он собирается сделать? Мой отец был одним из самых непредсказуемых людей, которых я когда-либо знал. Надоел ли я ему как сын? Он всегда был недоволен мною. Возможно, поэтому он решил попытать счастье во второй раз? Хотя мы с братом оба чувствовали себя бракованными всякий раз, когда отец смотрел на нас.
Он сделал резкий выпад ножом вперед. Я дрогнул от неожиданности и опустил глаза вниз. Рукоять ножа торчала в мяче, заставляя его выпустить весь воздух и съежиться. Я продолжал держать кусок резины, когда отец вытащил нож.
– Уже вечер, – продолжил он. – Почему ты не на складе?
– Я… Я сегодня купил машину, как и хотел, – начал я, но отец оборвал меня, вскидывая ладонь перед моим лицом.
– Ты купил себе машину, но это не освобождает тебя от того, что ты можешь продолжать заниматься херней.