Иван видел, какие страсти разгорелись в ее душе, как быстро сменялось выражение лица. Хорошенько, по всей видимости, папаша прошелся по ее женской сущности. Волков встал и подошел к девушке, обнял ее сзади за плечи и прошептал на ухо:
— Лилька, Лилька, я с радостью пойду на баррикады под твоим предводительством. Но для мужчины надо становиться мягкой губкой и впитывать его любовь, понимаешь?
— Понимаю, Вань, — вполголоса ответила она и повернулась к нему, — и обещаю, что попробую стать такой, как ты хочешь.
— Лиль, не нужно становиться…
Его слова оборвались, когда Лилия притянула его к себе и поцеловала. Глубоко, эмоционально, на срыве, как и надо целовать Волчару. Волков уже сходил с ума от этой карусели, где его то подбрасывало вверх, то резко кидало вниз головой.
— Нет, Лиль… Черт! — пытался увернуться от ее пламенных губ со вкусом водки, но этот жар уже опалил горло и потек по венам.
Как же он устал от одиночества. И Лиля прет как таран… Как всегда, в общем. Их губы отрывались друг от друга не больше, чем на секунду, чтобы глотнуть воздуха, и снова сливались в первобытном танце неприрученной ярости, сатанинской похоти, исступленного желания.
Плевать на правила и условности, они сами их создают и сами рушат. Потом будет неловко смотреть Лиле в глаза, но она большая девочка, должна понимать, что делает и на что толкает его своими поступками. Волков подхватил ее на руки и отнес в комнату.
— Ну что, обживем этот диванчик?
Девушка засмеялась, и он начал расстегивать ее кофточку…
***
Фуф, добралась. Сделала это. Ирина выдохнула и потерла вспотевшие ладони, готовясь позвонить в его дверь. Охранник помог ей въехать на этаж Волкова, а теперь предстояло встать с коляски и показать ему, как многого она достигла благодаря ему. И извиниться.
— Можете быть свободны, Вадим Викторович, — отпустила сопровождающего она. — А теперь надо собраться с духом…
Девушка оперлась на стену и встала. С Ваней они не виделись уже больше недели, она скучала. Часто шел дождь и напоминал о тех бесценных минутах тепла и нежности, которые дарил ей Волчара. И она сама все жестоко разбила, разломала своими руками. Ира нажала на звонок и стала ждать.
В ногах ощущалось легкое покалывание, так как после их немого разрыва с Волковым, когда они даже не созванивались, она не занималась. А врач советовал не делать перерывы, заниматься регулярно. Дверь не открывали, Ирина уже было решила, что не застала его дома, но за дверью раздался шум.
Встретил ее Иван в трусах и с беспорядком на голове. Какой-то запыхавшийся, как будто бегал только что. Наверное, спал сегодня долго…
— Ира? — его удивление было не то что неподдельным, а самым искренним из всех возможных. — Вы решили меня сегодня убить своими сюрпризами.
— Кто мы?
— Женщины.
— Волков, мать твою, послать соседа можно и меньше, чем за минуту! — прокричал женский голос из глубины квартиры. — Где ты там?
Лицо Вересовой побледнело, посерело и позеленело разом. Нет, он голый не потому что… Из комнаты вышла такая же растрепанная Лилия, завернутая в простыню. Сердце Ирины ухнуло вниз. Именно поэтому он и голый.
— Привет, подруга! А ты что тут забыла в такую рань? — обратилась к ней Лиля, повисая у Волкова на шее.
Руки девушки задрожали, и Ирине пришлось прижаться к стене, чтобы не упасть. Волков подставил ей плечо, и она ухватилась за него. Он усадил ее обратно в коляску, и от его взора не укрылась усиливающаяся дрожь в ее руках.
— Я хотела поговорить с тобой, — прошептала она и опустила лицо в каскад бронзово-шоколадных волос.
— Прости, Ира, сейчас не лучшее время для разговоров. — Было паршиво вот так выгонять ее, но лучше им больше не видеться. — Прости.
— У меня кое-что важное, — твердо произнесла Вересова, но голос ее дрогнул, и послышался всхлип.
— Проезжай в кухню, — показал в нужную сторону он, а сам отвел Лилию в комнату.
Через какое-то время голоса смолкли, и одетая Лиля ушла из квартиры Волкова, пообещав позвонить. Иван оделся и прошел в кухню. Ирина, робко улыбнувшись, встала с коляски и дошла до стула. Пока она делала это, он успел подметить изменения в стиле ее одежды: черные вельветовые брюки, кожаные сапоги без всяких узоров, серый пуловер. Сама скромность. Только его отныне так легко не проведешь.
— Быстро делаешь успехи. Молодец! — из вежливости похвалил ее Волков, не зная, что еще можно сказать.
— Это не быстро. Я почти полгода занималась с тренером до тебя… Недавно была у врача на приеме, сказал, что еще чуть-чуть – и побегу. Спасибо тебе.
— Не стоит благодарности.
И вновь в стенах кухни забулькала неудобная, неуклюжая, какая-то угловатая тишина, которой было сложно развернуться в маленьком пространстве, поэтому она зверски давила на присутствующих. Волков чувствовал себя еще хуже: голова болела от плохой погоды, тело ломило от прерванного секса с Лилией, душа металась в клетке от лицезрения Иры.
— Я не люблю, когда женщины плачут, — сказал Иван, и Вересова подняла на него матовый взгляд своих больше не блестящих хмелем глаз. — Терпеть этого не могу. И меня невозможно купить на слезы, Ира. Это я говорю к тому, чтобы ты не думала, что можешь в любой момент прийти ко мне домой, заплакать, и я буду расстилаться перед тобой ковриком.
Его суровая интонация, режущие по живому слова больно задели девушку. Он не будет с ней мягок и добр, только не сегодня. Но она все заслужила.
— Сейчас я пошел у тебя на поводу, но только единожды, сам согласился быть ведомым. Однако впредь прошу сначала звонить и выяснять все вопросы по телефону, а не врываться ко мне в дом.
И лицо у него осунулось, глаза запали, черная щетина ярким колючим ковриком покрывала мятое, словно бумага, лицо. Ему не хватало дымящейся сигареты в руках для полноты образа.
— Я не могла набраться смелости тебе позвонить, — произнесла Ирина, теребя пальцы и еле удерживаясь от нервного ерзанья на стуле. — А ты сам не звонил.
— Неужели ты серьезно, Ира? — впервые за эти черные дни на его лице появились живописные эмоции. — Да, женщины – существа странные, но страстно нами, мужчинами, любимые. Вы капризные, прихотливые, своенравные, красивые, ласковые, фееричные. Вы разные, точно хамелеон. Постоянно сбрасываете шкуру, и на ее месте появляется новая. И я люблю женщин, Ира; на многое готов ради нее, той самой. Но с чего ты взяла, что я буду твоей половой тряпкой, о которую ты сможешь вытереть грязь со своих дорогих сапожек в дождливый день?
Верхняя губа Вересовой задрожала, Ирина усиленно боролась со слезами. Никто никогда не позволял себе так с ней разговаривать. Все всегда трепетали перед ней, боготворили ее, обожествляли. А он!..
— Я вижу все по твоему лицу: твои эмоции слишком элементарны, банальны, — пошел в разнос Волков, продолжая свой смертоносный для ее ломающейся души монолог. — Шок, удивление, неверие. Никто раньше такого себе не позволял, правда?
— Да, — выдохнула она и вся скукожилась под его чутким взглядом, который, точно скальпель, выворачивал внутренности ее души наизнанку.
— А ты не задумывалась, Ира, почему? Что в тебе такого, чтобы все люди подстраивались под тебя, стелились?
Вопросы Ивана выбивали из девушки дух. Он бил ее словами сильнее, чем если, к примеру, вместо них были кулаки. Ирина вконец растерялась и уже пожалела, что предприняла это рискованное путешествие к нему домой. Лучше бы, как и раньше, ждала его звонка, а не делала, как дура, первый шаг. Шаг к жестокому монстру, в которого превратился ее Волчара.
— Я им нравлюсь…
У Волкова снесло крышу бесповоротно, и он сорвался. Не дают ему убиться горем утраты, постоянно снуют в его квартиру и из нее! Он не звал никого из них, черт бы всех побрал! Не нужны ему тут высокомерные девочки, приехавшие за его извинениями, сделавшие ему царское одолжение!