— Милая, думаю, нам не по пути с Ириной Анатольевной, — сказал Волков, который не хотел, чтобы его не самое приятное прошлое хоть каким-то образом касалось светлого настоящего.
— Да-да, мне еще надо по делам заехать, — отмахнулась Вересова, и так не спавшая несколько дней подряд, видя когда-то своего Волчару чужим мужчиной.
— Ничего не хочу слушать. Заедем в ресторан, пообщаемся! А то мне до сих пор неловко за наше «грязное» знакомство.
Иван про себя вздохнул, зная о мягком характере Оксаны. Она будет чувствовать себя виноватой теперь до конца жизни. Но действовать ей наперекор он не хотел. Лишь бы только Ира не повела себя как обычно; с Оксаной он уже и забыл, что такое стыд за свою женщину.
***
Жизнь перевернулась с ног на голову и вверх тормашкам строила глумливые рожицы. Об этом Вересова думала, рассматривая содержимое меню. Когда-то цены с тремя нулями ее не пугали и не заставляли сжиматься до состояния точки, чувствовать себя никчемной. Все ее нынешнее существование сводилось к лозунгу: «А когда-то...»
— Ира, предлагаю перейти на «ты», все-таки мы ровесницы. — Оксана улыбнулась ей и закрыла меню. — Я буду легкий салат, и можно бокальчик белого вина. Вань, а ты что будешь?
Ему ни кусок, ни глоток в горло не лез.
— То же, что и ты, дорогая.
— Ирочка, тогда и тебе давай салатик?
Ирина согласилась; ей вообще было все равно, что есть, только бы эта встреча быстрее закончилась. Оксана ей нравилась, она не могла этого не признать. Приятная, жизнерадостная, искренняя девушка. Ни тени лукавства или подхалимства. Тот инцидент на дороге можно списать на козни судьбы.
— Ну и что вы сидите, точно истуканы? Три года не виделись! Неужели не о чем поговорить?
— Как мать и сестра поживают? — задал вопрос Иван, не зная, что еще можно спросить у своей бывшей девушки.
Он будет лицемером, если скажет, что его совсем не интересовала ее личная судьба. Как сложились отношения с Сергеем? И почему она тут, в таком непривычном для нее виде? Куда делись лоск и блеск, которыми бывший парень должен был одарить ее с ног до головы? Однако он обуздает свое любопытство и постарается выкинуть из головы прошлое. Как однажды Ира выкинула его из своей жизни.
— Я не знаю... Надеюсь, что у них все хорошо, — ответила Ирина, все больше смущаясь.
Ясно. Все же их дорожки с Оксаной Дмитриевной и Дариной разошлись... Чутье подсказывало Волкову, что в жизни Вересовых все совсем не так гладко, как было в прежние времена. Он не чувствовал злорадства или ехидства, никакой радости над поверженным врагом. Их семья никогда не была для него вражеской, это его они почему-то считали своим самым главным врагом.
— И я не вижу магазинов твоего отца. Куда подевались «Вересковые поля»?
— Ох, эти супермаркеты принадлежали твоему отцу? — в разговор встряла Оксана. — Я очень любила эту сеть!
— Да, принадлежали. Он умер несколько лет назад, а с ним... с ним и все остальное.
Ирина старалась дышать равномерно, не позволяя демонам вырваться наружу. Нужно быть спокойнее. Они говорят о каком-то там далеком прошлом, которое к ней не имеет никакого отношения.
Официант принес салаты и бутылку дорогого вина.
— Ванюш, разольешь дамам по бокальчику?
— Конечно, Ксюша. — Он наполнил ее бокал и потянулся к бокалу Ирины, но она вовремя накрыла его ладонью. — Ира?
— Не нужно. Я не пью.
— По бокальчику такого вина можно. Оно потрясающе. Или тебе нельзя?
Что-то в ней щелкнуло, буквально разорвался боевой снаряд. Как же надоели эти вечные вопросы! Почему нельзя просто понять с первого раза, что она не пьет?! Зачем лезть со своими расспросами?
— Мне все можно, но я не хочу, — на нервном выдохе процедила Вересова и встала. — Спасибо, Ксюш, за обед и прости, что он не состоялся.
Она убежала, даже не попрощавшись. Не надо никаких «до встреч» и «до свидания». Если понадобится, она сожжет мосты: бросит эту школу, уедет жить в Питер, но сбежит от них всех навсегда.
На улице Вересова обхватила себя руками; дождь и студеные порывы ветра избивали ее лицо своими колючками. Она глотала слезы и шлепала по лужам. Возле ресторана красовалась та самая «мазда». Девушка заплакала еще сильнее. Все, что было правдой вчера, сегодня стало искусной ложью. Она пыталась утопить своих демонов, но вот незадача — они умели плавать.
Мы сами вершим свои судьбы. Мы собственные Боги и Дьяволы. Наша религия в нас и не зависит от каких-либо мифических существ. Верить в хорошее или плохое, быть хорошим или плохим. Каждый имеет право на выбор, как и на ошибку. Лишь бы она не стала непоправимой.
3
У каждого святого есть прошлое. У каждого грешника есть будущее.
Уоррен Баффет
Мерцающей позолотой нового дня, новых свершений, мыслей и идей, это утро ворвалось в жизнь Волкова. Уходящее тепло сентября скупо проливалось на его лицо тонкими лучиками света, которым удавалось выбиться из-за штор. Мужчина потянулся и встал.
Даже в выходные он мало спит. Сон для слабаков. Отоспаться возможность будет и на том свете, а на этом неплохо было бы потрудиться. Ведь именно труд сделал из обезьяны человека. Человеком он стал, но этого было мало. Хотелось быть человеком достойным, просто людей сейчас и без него хватает.
Стройный силуэт Оксаны, словно прозрачная дымка, приятно дополнял спокойный интерьер их спальни. Нежно-розовый пеньюар из тончайшего шелка очень подходил к ее лицу, к ее румяным, точно земляника, щечкам. Такой он ее и видел: хрупкой ягодкой в терновнике. Но он вырвет терн голыми руками, если это понадобится.
— Вань, — спросонья сказала она, — ты куда?
В ее голосе слышатся нотки паники и страха. Девушка резко распахнула глаза, но не повернулась к нему, делая вид, что спит. Тревога и вечное ожидание подвоха стали ее личными спутниками, как Деймос и Фобос. Они вращались вокруг нее, точно стая черных воронов, притягиваемые страхом остаться одной, быть снова обманутой, вернуться назад и заново начать бег по кругу.
— Я на работу, Ксюша. А ты спи. — Он наклонился к ней и запечатлел на лбу кроткий поцелуй. — Не надо вставать, чтобы проводить меня.
Иван тихо вышел из спальни, и Оксана тоже встала. Ей было плохо. Жизнь — это вечная ходьба по спирали. Она снова и снова, из раза в раз возвращает тебя в этот ненавистный день сурка. Стоит только один раз оступиться, показать свою слабость — и жизнь непременно запомнит это, занесет в свою базу данных и будет каждый раз использовать против тебя.
«Жизнь — то же заседание суда. Все, что вы скажете без адвоката, может быть использовано против вас. Уж лучше тогда помалкивать», — думала она, в мягких, донельзя уютных ее пяточкам тапках спускаясь вниз.
— Ксюша! — голова Волкова высунулась из ванной. — Я же сказал, что не надо вставать.
— Какая же я тогда жена, если мой муж работает днями, а я даже чая не могу ему налить с утра? — прошептала она и поцеловала его, свежего, пахнущего пеной для бритья и легким мужским одеколоном.
Ваня никогда не выливал на себя эти ужасные, зловонные, ядовитые одеколоны советского производства. Боль разлилась в каждой клеточке ее тела, взрывая пласты самообладания, которыми она обложила очаг памяти, вечно тлеющий и никогда не остывающий. Тот одеколон с металлическим запахом, соленый, режущий, грубый, она запомнит навсегда. Этот запах олицетворяет ее прошлое.
Как удивительно может прошлое задерживаться в настоящем, ненавязчиво цепляться за любую ниточку, лишь бы остаться. Запахи, музыка, слова из кинофильмов — все это мостики в ад, проложенные нами. Порой заслышав только звук давно забытой песни, погребенной с былыми чувствами и печалями, ты будто бы снова там, в том времени, ты другой человек. И ты все помнишь и знаешь, но фантомные ощущения сильнее. Вещи — бесплатные машины времени, доступные каждому.
— Мужчина должен работать. Это не значит, что женщина должна чувствовать себя ему обязанной. Мы же сами выбираем, ради кого хотим вставать с утра пораньше и приходить домой после заката солнца. Меня никто не заставляет, — произнес он и вышел из ванной, обнимая девушку за талию, — но от чая рыцарь, так и быть, не откажется. А еще ты мне не жена.