Законы фантастической науки, создаваемой авторами hard science fiction, ничем по сути не отличаются от законов «обычной» науки, разве что фантасты ставят — в отличие от ученых — исключительно мысленные эксперименты и «продвигают» фантастическую науку в соответствии с получаемыми результатами. Результат же мысленного эксперимента в фантастике зависит от воображения автора.
Кстати, именно воображение автора-фантаста достаточно часто позволяет ему более правильно (не с точки зрения литературы, а с точки зрения науки!) предвидеть направление развития той или иной научной дисциплины, чем это делает ученый.
Известный советский физик Дмитрий Иванович Блохинцев лет тридцать назад писал: «Насколько я могу судить, большая часть их (писателей-фантастов — П.А.) предсказаний попросту ошибочна. Однако они создают модели, которые могут иметь и на самом деле имеют влияние на людей, занятых в науке и технике. Я уверен, например, в таком влиянии «Аэлиты» и «Гиперболоида инженера Гарина» А.Н.Толстого, увлекших многих идеями космических полетов и лазера».
Утверждение Д.И.Блохннцева о том, что «большая часть их предсказаний попросту ошибочна», нуждается в комментарии. Во-первых, часто за предсказания фантастов принимается то, что предсказанием не является. Во-вторых, ошибочна и большая часть прогнозов и идей, которые выдвигаются учеными в процессе исследования.
Видимая строгость и обоснованность научных гипотез часто заставляют забывать о том, что подавляющая их часть сгинет без следа. Выживают лишь жизнеспособные идеи и гипотезы (как и в фантастике!). Метод проб и ошибок, обычный в науке метод работы, требует рассмотрения всевозможных идей, из которых лишь одна окажется верной и сохранится для будущего. Прогноз, составленный по всем правилам современной прогностики, если постоянно его не корректировать с учетом меняющегося прогнозного фона, также в большинстве случаев окажется ошибочным к тому моменту, для которого прогноз составлялся.
Прогноз динамичен, он меняется вместе с жизненными обстоятельствами, чтобы оказаться верным в будущем.
Фантастическое произведение статично. Оно написано и опубликовано. Идея, высказанная в нем, закреплена и не меняется. Динамичность предсказания возникает в том случае, когда идею подхватывает и видоизменяет другой фантаст, учитывающий новую ситуацию в науке и технике. Новое фантастическое произведение закрепляет предсказание в новой точке. Но читатель обычно не учитывает такую преемственность предсказаний, сближающую их с динамизмом прогнозов, сделанных по законам прогностики. Читатель рассматривает первое по времени произведение и считает, что фантаст ошибся. Разумеется, читатель прав. Но тогда нужно и в науке всегда помнить о тех первых прикидках новых теорий, которые тоже в большинстве случаев были ошибочными.
Есть и еще один момент. Фантастическое произведение с ошибочным предсказанием, если оно хорошо написано, если это настоящая литература, будет долго волновать читателя и служить критикам примером того, что фантасты ошибаются. Ошибочная же научная идея живет не дальше того момента, когда ее сменяет идея, более близкая к истине. Вот и получается, что ошибки ученых «растворяются» со временем, ошибки фантастов живут долго.
Приведу пример. В 1946 году астрономы еще не знали о том, что нейтронные звезды существуют, до открытия пульсаров оставалось более 20 лет. Но уже прошли 12 лет после опубликования работы Вальтера Бааде и Франца Цвикки, где говорилось о том, что нейтронные звезды должны возникать в результате вспышек Сверхновых. Общее же мнение состояло в том, что все звезды в конце концов становятся белыми карликами. Именно в 1946 году вышел из печати рассказ Мюррея Лейнстера «Первый контакт» о встрече звездолета землян со звездолетом чужаков, летевшим из глубин Галактики. Встреча произошла в Крабовидной туманности, вблизи от ее центральной звезды. Согласно тогдашним (научным!) представлениям это был белый карлик. Согласно современным — это нейтронная звезда. Фантаст воспользовался в рассказе общим (научным!) мнением — и ошибся. Об ошибочной научной гипотезе давно забыли, рассказ «Первый контакт» все еще читают и говорят: фантаст ошибся…
Фантастическая наука развивается так же, как «обычная» наука, выдвигая новые кардинальные идеи, разрешая возникающие противоречия, ставя эксперименты (мысленные) и создавая теории, проверяемые практикой (литературной).
Вот пример: реальная наука в конце двадцатых годов ХХ века только-только начала решать проблемы «междупланетных сообщений», а в фантастике именно тогда возникла настоятельная необходимость создания межзвездного транспорта. К Луне уже летали (Герберт Уэллс, Ежи Жулавский и др.), к Венере и Марсу — тоже (достаточно вспомнить венерианскую и марсианскую эпопеи Эдгара Берроуза), Меркурий как литературная цель был не интересен, большие планеты — тем более, Плутон еще не открыли. Для того, чтобы написать в космической фантастике нечто новое, нужна была новая ЦЕЛЬ. Какая? Поскольку все планеты Солнечной системы были «исследованы», оставалось одно — отправить героя литературного произведения к звездам. Ситуация просто требовала, чтобы кто-то написал наконец о полете к иной звезде. И такой роман появился в 1928 году — «Звездный жаворонок» Уилбура Смита. Роман был плохой, никто его сейчас и не помнит, но важен факт — литературная ситуация потребовала сделать новый шаг в фантастической науке, и этот шаг был сделан.
Затем фантастическая наука, естественно, развивалась в направлении совершенствования звездолетов. Сначала были отработаны обычные субсветовые корабли и описаны все следствия таких полетов (см. «Пасынки Вселенной» Роберта Хайнлайна, «Замкнутый мир» Брайана Олдисса, «Поколение, достигшее цели» Клиффорда Саймака, а также многочисленные произведения, иллюстрирующие «парадокс близнецов»). Наконец, эта тема была отработана — в западной фантастике в начале пятидесятых, в советской значительно позднее. Тогда понадобились звездолеты, которые могли бы доставлять астронавтов к звездам за считанные недели — литературные цели не могли больше уживаться с необходимостью многолетних путешествий. Естественно, пришлось сделать фантастическое открытие, и появились звездолеты, летящие в под-, над- и нуль-пространстве. Как и в «обычной» науке, было сделано сначала открытие (новый вид пространства), затем изобретение (звездолет, летящий в этом новом виде пространства). Если читатель скажет, что многомерные пространства уже описаны математиками (скажем, пятимерное пространство Калуцы, 1922 год), нужно иметь в виду, что фантастические гипер- и многомерные пространства были пространствами физическими, в которых можно было летать на звездолетах, совершать подвиги — в отличие от математических пространств, не имевших, по мысли авторов, прямых связей с физической реальностью.
В фантастике многомерные пространства появились в конце сороковых годов, а многомерные пространства в физике — тридцать лет спустя.
Аналогично развивалось в фантастической науке представление о многомирии — о том, что существуют миры, подобные нашему, но отличные от него. О том, что существует «на самом деле» не единственная Вселенная, представленная нашему опыту, но множество вселенных, отличающихся от нашей и развивающихся параллельно нашей. Множество миров, связанных с нашим миром самыми разными связями — духовными и (или) материальными.