* * *
В прошлом советском научно-фантастическом романе было всего две-три попытки использовать историко-мифологический материал. Историзм же как элемент научно-фантастического метода - явление вообще новое.
Историзм в фантастике? Почему бы нет, если историзм - научно-фантастический? Разве не такой историзм объединяет египетскую дилогию Ефремова с его романом о коммунизме? Фантастический роман 60-х годов окидывает взглядом реку времени на всем ее мыслимом протяжении - от допотопных легенд до голубых городов XXII и XXX веков и от земных цивилизаций до таинственных миров в созвездии Гиад. Грандиозная хронология типична и для трилогии-сказки Аматуни "Тайна Пито-Као"-"Гаяна"-"Парадокс Глебова", и для не совсем уж детского цикла Мартынова "Звездоплаватели"-"Гость из бездны", и для серьезной философской "Туманности Андромеды", и для пародийной "Девушки у обрыва" Вадима Шефнера. Фантастический историзм обращен и в прошлое, и в будущее. И дело не только в широте охвата эпох, а прежде всего в эмоциональном ощущении исторического пространства, дистанций между этапами человечества.
8
В романах 20-30-х годов космос был стихией страшной, подавляющей. Ее надо было взять силой, и ценой завоевания был не просто подвиг, но подвиг фантастический. Трепет перед Пространством настолько вошел в традицию, что наложил отпечаток и на сравнительно недавние "Туманность Андромеды" Ефремова (эпизоды на планете Железной звезды). "Страну багровых туч" Стругацких, "Детей Земли" Бовина, "220 дней на звездолете" Мартынова, "Тайну кратера Арзахель" Шалимова и многие другие произведения. Трудности подчеркивались решительно во всем - от леденящих сердце приключений до обособления героев космоса от простых смертных.
Нынче о космосе пишут иначе: как о стране постижимой, соизмеримой с возможностями человека - как раньше писали о покорении полярных областей или о подвигах парусных капитанов. В повести Михайлова "Люди Приземелья" в космосе живут, трудятся, любят, как лет двадцать-тридцать назад жили и трудились в Арктике. А в написанной перед тем повести "Особая необходимость" фантаст был увлечен риском б необычайных приключений космонавтов, в рассказе "Черные журавли Вселенной" романтизировал схватку с космосом.
Дух битвы, когда сокрушают, не задумываясь, уступает пафосу возделывания. Ныне реже торжественные встречи в космопортах, чаще обыденные "поездки" в космос на работу. Цыганские скитания вытесняет целенаправленный труд. Еще в "Туманности Андромеды" Ефремов заставил звездолетчика Эрга Ноора осознать, что он был "не прав в своей погоне за дивными планетами синих солнц и неверно учил Низу"; что новые миры - это "осмысленная, шаг за шагом, поступь человечества по своему рукаву Галактики".[346]
В романе Ефремова это еще декларация, а у Снегова ("Люди как боги"), у Стругацких ("Стажеры", "Возвращение"), у Мартынова ("Гианэя"), в рассказах и повестях Гуревича, Войскунского и Лукодьянова трудовые будни (один из рассказов Гуревича так и назван: "Лунные будни"), с их собственной логикой и особым нравственным колоритом определяют эмоциональную атмосферу и фабульную канву космического повествования.
Космос романтический отступает в "прошлое": фантасты как бы прошли смену эпох, которую человечеству еще предстоит пережить, романтика первооткрывательства продолжает и, вероятно, долго еще будет питать воображение писателя-фантаста, однако в чистом виде она все больше отходит в рассказ, короткую повесть (циклы рассказов о космосе Альтова, Журавлевой, Войскунского и Лукодьянова). Роман же рисует действия человека в космосе более стереоскопично, разносторонне.
Первая редакция повести Стругацких "Возвращение" открывалась драматической сценой возвращения космонавтов. В переработанном издании (1967) другая интродукция - будничный эпизод из жизни исследовательской базы на Марсе. В романе Снегова "Люди как боги" грандиозные панорамы внеземных миров видятся нам глазами капитанов звездных плугов - концентраторов рассеянной в космосе материи (так создаются новые планеты). Стирается психологическое различие между героическим космосом и будничной Землей.
Трудовая поступь человечества по Галактике - это не только сюжетный мотив, это и идейно-жанровая составляющая современного фантастического романа. Она являет собой как бы повесть внутри романа. В 60-е годы возвращение к производственной разновидности научной фантастики идет внутри эпоса. Даже в тех случаях, когда производственная повесть отпочковывается в самостоятельное произведение, за горизонтом сюжета ощущается как бы недописанное, более широкое произведение. Иногда это ощущение оправдывается буквально: повесть Гуревича "Первый день творения" (1962) позднее вошла в роман "Мы - из Солнечной системы".
Герои этой повести разрезают лучом антигравитации тяжелую планету на менее крупные, пригодные для жизни (Земля стала тесной). Это чем-то напоминает труд наших геологов или строителей где-нибудь в Братске: титаническую работу выполняет небольшой отряд, оснащенный могучей техникой. Ответственность дела и колоссальная ценность труда, овеществленного в этой технике, требуют от горстки рабочих-ученых наивысшего накала духа и интеллекта. Люди не чураются "малых дел", но и в малом заключено нечто важное для всего человечества. (Существенное отличие от производственно-фантастического романа 40-50-х годов!).
Авторы нового фантастического романа словно сторонятся подвига, вынужденного из ряда вон выходящей случайностью. Готовность к самопожертвованию, представлявшаяся не только Богданову (в "Красной звезде"), но еще совсем недавно Бовину (в "Детях Земли") высшим проявлением коммунистической личности (эпизоды с аварией), в романах 60-х годов выглядит само собой разумеющейся нормой. Даже очень острые коллизии не подаются как исключительные. Риск и подвиг стали буднями. Современный научно-фантастический роман отчетливо дает почувствовать, что расцвет научно-технической культуры поднимает критерий героизма на более высокую, более трудную, но и более ценную ступень. Мир будет прекрасен не только тем, что даст человеку все, но и тем, что предоставит каждому возможность отдавать людям самое ценное в себе, каждый рядовой день свой жизни.
Будничная вахта у бесперспективной скважины, уже много лет потерявшей интерес для ученых. И вдруг скважина оживает. Из неведомых глубин земного ядра выдавливается столб вещества невероятной прочности и необычных свойств. Столб растет, уходит за атмосферу, кольцом огибает Земной шар. "Короткое замыкание" Земля-ионосфера лишает магнетизма все машины, вырабатывающие и потребляющие электроэнергию. Нет света. Молчит радио.
Скучное дежурство превращается в передний край борьбы за существование человечества. Наблюдения, накопленные за однообразные годы, подсказывают выход. А когда случилось непредвиденное, надо было не просто отдать жизнь - надо было принять правильное научное решение. И в это мгновение сгорела жизнь ученого.
Войскунский с Лукодьяновым рассказывают обо всем этом (в повести "Черный столб", 1963) как о воспоминании из более отдаленного будущего. Новеллу о подвиге обрамляет повесть будней. Героика освещает будни романтическим светом, историческая же перспектива окрашивает романтику в эпические тона.
9
Историзм фантастического мышления стал тем художественно-методологическим мостом, который советская фантастика искала сперва в фабульном переходе от настоящего и прошлого к будущему (первоначальный эпический замысел "Гиперболоида инженера Гарина" А.Толстого, романы Я.Окунева), а затем в нравственном идеале коммунистического человека (Курилов в "Дороге на Океан" Л.Леонова, герои "Страны счастливых" Я.Ларри). Прогулку с приключениями по чудесам будущей техники и быта заменила сюжетная канва, как бы продолжающая в будущее реальные социально-исторические структуры. Идеал человека потому и показан в "Туманности Андромеды" в движении, эволюции, что система человек-общество-мир экстраполирована не только в отдельных ее элементах, но как целостный процесс. Если говорить о жанрово-методологической традиции романа Ефремова, то она прежде всего в установке на общеисторическую экстраполяцию нашей цивилизации как целого. В современной фантастике идет как бы планирование будущей истории.
346
И.Ефремов - Туманность Андромеды: Роман. // М.: Гослитиздат, 1959, с.58 (Роман-газета, № 15).