Не знаю, по-видимому, даже у плотности есть свои положительные стороны; я не раз был свидетелем преобразований интенсивности воистину удивительной для ваших низких, атрофированных от бездействия энергетических возможностей. Признаюсь, я даже представлял себе, что завидую вам, людям, завидую чувствам, которые вы способны испытывать, когда создаете свои слова, краски и звуки, когда боретесь за что-нибудь или воспроизводите собственную жизнь… но тут же начинал жалеть вас, ибо вы обречены вечно влачить тяжкие оковы вещественной сущности. Как много бесконечности от вас сокрыто! Какие расстояния, сами по себе ничтожные, вам не дано преодолеть никогда! Будь вы способны хотя бы на миг вырваться из белковой тюрьмы… перед вами могла бы открыться вся красота мироздания, неописуемо прекрасного! И даже при помощи своих простеньких органов чувств вы могли бы глубоко воспринять ее! Я сам готов рассказывать о ней долго, очень долго, но не могу! Пространство столь же бесформенно и невидимо для меня, как время — для вас; я так свободно и внезапно прохожу сквозь все сущее, что не могу ни удержать его, ни описать… Единственное исключение — Вы. Почему и как это произошло, не знаю, могу только гадать. Вы же явно не подозреваете, чего мне стоит огромная и продолжительная концентрация энергии, нужная для получения плотности столь высокого порядка, как, например, материя этого листка. И все же я обязательно должен рассказать Вам о Времени; только о нем я мог бы попытаться рассказать… но не знаю, что будет со мной, если удастся еще раз установить с Вами связь, это такая сложная и капризная штука… да и захотите ли Вы этого, интересую ли я Вас вообще?
Поскольку вы хотите знать мое имя, можете считать, что меня зовут… Камен Васев.
ММПП 4-12-20-28
Прекрасно! Откуда только мне не писали, а теперь пришло письмо из сумасшедшего дома! Значит, Вы — житель какого-то иного мира, ваше тело бесплотнее элементарной частицы и при всем том называете себя Каменом Васевым? Поздравляю! И где же Вы живете… там, у себя? Может быть, опять-таки на углу улиц Раковского и Неофита Рильского? На седьмом этаже, квартира слева? А по профессии Вы, случайно, не кинорежиссер? Ах да, забыл, извините, — для Вас пространство не существует, ведь оно — цитирую по памяти — бесформенно и невидимо, и вы проходите сквозь него как радиоволны сквозь бетонную панель, — где уж тут режиссировать! И чем Вы занимаетесь, позвольте полюбопытствовать? Стряпаете сумасшедшие сценарии? Или, может быть, глубокомысленные рецензии — по заказу? Слушайте, если Вы — один из бесхребетных закройщиков так называемого общественного мнения, берегитесь: у меня давно руки чешутся дать кому-нибудь из вас по зубам, а там будь что будет! Я боролся день и ночь, выжал из себя и других все, что мог, угробил все силы, поборол последнюю, самую маленькую мыслишку о том, чтобы поддаться, пощекотать чье-то самолюбие и купить благосклонность… и с ней еще кое-что… а эти умники взяли и написали, что фильм, видите ли, снова страдает расхождением между концепцией и позицией, что главный герой — такой-сякой и притом неубедительный, а героиня и вовсе никакая, что реминесценции усиливают ощущение альенации и прочее, и прочее, — словом, нагородили семь верст до небес…
Постойте, а может быть, от Вас тоже ушла жена? Как ее звали? Камелия? Блондинка с голубыми глазами и бюстом третьего размера? Может быть, и Вы любили водить по нему рукой, целуя ее довольно мясистый — прошу прощения — рот? Или Ваш собственный нос оказался коротковат и не обеспечивал нужного сцепления? Не потому ли она и наставила Вам рога, а может, ей просто надоело снимать углы в чужих квартирах?
Извините, это я зря. Но чем я виноват, если нервы мои, по капризу природы, так уж устроены; не могу забыть ее запах, ее вкус, шум ее платья… хотя прошел уже целый год! Даже больше года, если это Вам о чем-нибудь говорит, холоднокровный Вы осьминог, — больше года! Вы бесплотны, у вас нет органов чувств, Вы не можете ощущать, — для чего Вы вообще существуете, позвольте спросить? Если, конечно, не прячете где-нибудь удостоверение в желтой обложке. Если Вы сумасшедший, все становится на место. Насколько я понимаю, у вас нет иных потребностей, кроме какой-то энергии — это более чем прекрасно; но ведь Вы, значит, ничего, абсолютно ничего не можете создать, разве что какое-нибудь письмецо раз в пять лет, да и то ценой огромных усилий… Вам чужда любая страсть, — да что страсть, любое, самое ничтожное желание, недоступна любая эмоция! И мысли у Вас такие, будто их выдает странный мозг, не наш, грешный, биоэлектрический… хотя и это не так уж невероятно, черт бы его побрал!