Майкл Флинн. Дом на песках времени
Майкл Флинн (р. в 1947 г.), статистик по профессии, в своих произведениях отводит значительное место технике и тем, кто с ней работает. Он дебютировал в 1984 году публикацией рассказа в журнале «Analog» и вскоре был признан одним из самых сложных и стилистически интересных авторов этого издания. Флинн, что не слишком типично для представителей твердой научной фантастики, уделяет большое внимание психологическим портретам персонажей, и в этом отношении он близок к Нэнси Кресс и Джеймсу Патрику Келли. Первый роман Флинна, «В стране слепых» («In the Country of the Blind», 1990), был доработан и переиздан в 2001 году, второй роман, «Падшие ангелы» («Fallen Angels», 1991), написан в соавторстве с Ларри Нивеном и Джерри Пурнеллом. Третий роман, «Хроники нанотехнологий» («The Nanotech Chronicles», 1991), представляет собой цикл взаимосвязанных рассказов. В 1990-е годы Флинн, уже прославленный мастер жанра, создал серию романов об освоении космоса, написанную в духе Хайнлайна: «Огненная звезда» («Firestar», 1996), «Блуждающая звезда» («Rogue Star», 1998), «Путеводная звезда» («Lodestar», 2000), «Падающая звезда» («Fallen Star», 2001). Лучшие рассказы Флинна, включая блестящую повесть «Мелодии сердца» («Melodies of the Heart»), вошли в сборник «Лес времени и другие рассказы» («The Forest of Time and Other Stories», 1997).
«Дом на песках времени» выдержан в жанре так называемых трактирных историй, начало которому положили Спрэг де Камп и Флетчер Прэтт в «Рассказах из бара Тавагана» («Tales form Gavagan's Ваг», 1953). В 1970-е годы эту традицию, с ее не всегда безобидным юмором, продолжили JIappu Нивен в серии «Таверна Драко» («Draco Tavern») и Спайдер Робинсон в цикле о заведении «У Кэллахана» («Callahan's Place»). Произведение Флинна отвечает всем требованиям этого специфического жанра, в нем есть юмор, емкие характеристики персонажей и неожиданные научные трактовки.
Когда-то один мудрец сказал, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Он действительно был очень мудрым человеком, потому что подразумевал под этим не то, что мы должны поменьше мыться, как предполагают некоторые дурни из ирландского паба, а то, что времена меняются и одна и та же совокупность обстоятельств никогда не повторяется. Вы уже не тот человек, каким были вчера; я тоже.
Но возможно, этот старый грек был вовсе не таким мудрым, каким себя воображал. Возможно, нельзя войти в одну и ту же реку даже единожды; и вчера вы были совершенно не тем человеком, каким были вчера.
По вечерам в пятницу ирландский паб суетлив, словно муж, когда жена вернулась домой пораньше. Когда появились мы с О'Нилом, окрестные жители уже вовсю пьянствовали с парнями из университета, который находится дальше по улице, и производили, как они сами любят выражаться, радостный шум. Вообще-то говоря, было так людно, что Хеннесси, партнер О'Догерти, тоже встал за стойку, и даже при этом они еле успевали справляться с заказами. В задней комнате находилось еще около дюжины парней, они наблюдали за игрой в бильярд и подбадривали игроков или молчали, в зависимости от того, как шли дела. О'Нил выразил желание присоединиться, положив на край стола четвертак, и пообещал позвать меня играть, когда до него дойдет очередь. Взглянув на монеты, выстроившиеся на перилах, словно дети, ожидающие причастия, я понял, что, пока я возьму в руки кий, придется ждать долго и уныло, так что я вернулся к бару.
Сэм О'Догерти был человеком мудрым — он приберег для меня табурет, и не успел я озвучить заказ, как он поставил передо мной пинту «Гиннесса». О'Догерти знал, как себя вести, а также знал своих клиентов. Вежливо кивнув человеку, сидевшему справа, которого я видел в первый раз, я занялся пенистым напитком.
Хеннесси являл противоположность своему партнеру. О'Догерти был низеньким, смуглым, с грудью как бочка, а Хеннесси — высоким, белолицым и суровым — один из этих «рыжеволосых» из Северной Ирландии. Глядя на его длинное, одутловатое, унылое лицо, казалось, что он вот-вот заплачет, но на самом деле до слез никогда не доходило. Плечи его были сутулыми, так как из-за своего роста ему приходилось нагибаться, чтобы общаться с обыкновенными людьми. Хеннесси улыбнулся мне, то есть уголки его рта приподнялись от подбородка, приняв почти горизонтальное положение. В ответ я поднял кружку.
Но не успел я сделать первый, отдающий горечью глоток, как услышал жалобы дока Муни с дальней стороны овальной стойки. В самих по себе жалобах не было ничего странного — это его хобби. Но причина его нытья немного выходила за рамки обычного.