Как известно, в свое время В. И. Ленин убедительно разъяснил ошибки Плеханова, который, некритически следуя за Гельмгольцем, видел в ощущениях «не копии действительных вещей и процессов природы», как это понимает диалектический материализм, а рассматривал ощущения как условные знаки, символы, иероглифы внешних явлений, ошибочность чего и была показана Лениным.
Необходимо четко дифференцировать от этой «теории символов» установки И. М. Сеченова и И. П. Павлова. Сеченов пользуется термином «символы», но не по отношению к ощущениям. Этот термин он применяет совсем в ином смысле, чем Гельмгольц. Сеченов различает непосредственные «впечатления от предметов и явлений внешнего мира» («Элементы мысли», изд. АН СССР, 1943, стр. 163) и словесные символы или словесные обозначения этих впечатлений (там же, стр. 166). К символам он относит также естественную мимику и жестикуляцию, условную мимику и жестикуляцию глухонемых, речь, письмена, чертежи и всю систему математических знаков (там же, стр. 164).
Конечно, в таком понимании символов нет ничего общего с «символами-ощущениями» Гельмгольца. У Сеченова по существу идет речь о межлюдской, о социальной сигнализации, о средстве общения между людьми.
Павлов говорит о непосредственных впечатлениях от разнообразных агентов окружающего мира и о словах, произносимых, слышимых и видимых (т. е. написанных) (Полн. собр. трудов, т. 3, стр. 576); иначе говоря, Павлов различает непосредственные впечатления и словесные обозначения их. На этой основе построено его учение о первой и второй сигнальных системах головного мозга.
Я привел все эти фактические справки лишь для того, чтобы указать на необходимость чрезвычайной осторожности в обсуждении вопроса о знаках или символах и на необходимость строго различать в данном вопросе, с одной стороны, совершенно неприемлемые для нас установки Гельмгольца, а с другой стороны — установки Сеченова и Павлова. Если это не будет сделано, то неизбежно возникнет та путаница, какая имела место в той полемике, которую вы слышали между академиком Орбели и проф. Гращенковым, — та путаница, которая нашла свое отражение и в выступлениях некоторых учеников академика Орбели, например, Кольцовой.
В-третьих. Академик Орбели, как, впрочем, и многие другие выступавшие здесь, употребляет выражение: «учение Павлова о второй сигнальной системе». В ряде своих статей он трактует о проблеме второй сигнальной системы. Это нельзя признать правильным.
И. П. Павлов всегда и неизменно обсуждал вопрос о второй сигнальной системе в неразрывной связи с вопросом о первой сигнальной системе, из которой в процессе развития вторая сигнальная система возникает и от которой оторвать ее невозможно.
Все типологические и патофизиологические концепции Павлова, касающиеся этих систем, всегда исходят из их взаимодействия. Я глубоко убежден в том, что правильный путь исследования заключается в изучении истории динамических взаимоотношений этих систем. Все наши исследования уже давно идут именно этим путем. К чему приводит обратная точка зрения, показывает следующий пример: на данной сессии неоднократно предполагалось поручить изучение второй сигнальной системы Педагогической академии. Можно ли считать целесообразным, чтобы первую сигнальную систему изучала Академия медицинских наук, а вторую сигнальную систему — Академия педагогических наук? Целостный организм ребенка и взрослого человека в равной мере является предметом изучения как той, так и другой академии.
Академик Орбели в своем выступлении заявил, что докладчики, т. е. академик Быков и я, занимались изложением своих заслуг. К. М. Быков не нуждается в моей защите. Но в порядке самозащиты должен сказать, что упрек академика Орбели совершенно несправедлив. Это может подтвердить каждый, кто слышал или прочитал мой доклад. Я не говорил в нем о своих заслугах. Академик Орбели также заявил, что я будто бы приписываю себе первенство перед И. П. Павловым в вопросе о второй сигнальной системе, но и это не соответствует действительности.
Не понимаю, зачем академик Орбели так стремится приписать мне переоценку своей личности и прямо-таки патологические идеи величия?
Не могу, хотя бы вскользь, не коснуться выступлений профессоров Н. И. Гращенкова и Л. Н. Федорова, последнее из которых мне кажется по существу совершенно правильным. Оба профессора выступают как старые и преданные друзья павловского учения. Но как же понять следующее: в октябре 1937 г. приказами по Народному комиссариату здравоохранения СССР (11 октября) и по ВИЭМ (20 октября) были ликвидированы входившие в состав этого учреждения обе павловские клиники — как нервная, так и психиатрическая, причем последнюю лишь с большим трудом удалось отстоять, а вторая была восстановлена только через два года. Приказы, о которых идет речь, были подписаны исполнявшим тогда обязанности наркома здравоохранения Н. И. Проппер- Гращенковым и директором ВИЭМ Л. Н. Федоровым.