Математики рады были поделиться с биологами своим накопленным за несколько столетий научным капиталом, но они пришли на школы с Прометеевым комплексом – с верой, что на них лежит мессианский долг внести свет знаний в темную массу не ведающих дифференциальных уравнений и теории вероятностей биологов. Но биологи вовсе не жаждали изучать тонкости математического анализа ради одного лишь удовольствия иметь общие темы для обсуждения с математиками. Обращение «туземцев» в истинную веру, как и всегда до того, шло с трудом.
Биологи не видели особых преимуществ математического и вообще технического подхода к жизни и науке. «Мы строим стены и крыши, закрываем окна и двери, чтобы в наши дома не проникло солнце, а потом включаем электричество, чтобы были свет и тепло. Это именно то, что несет нам ваша математика! – говорили они. – Вот вам недавний пример, ставший уже классическим. После строительства Асуанской гидроэлектростанции в Египте получаемая электроэнергия в большей своей части идет на производство удобрений, которые позволили бы получать тот же, что и раньше, урожай, поскольку огромная площадь плодороднейших земель вышла из сельскохозяйственного оборота из-за строительства плотины и разлива Нила». Один особо антитехнически настроенный биолог пошел еще дальше и предложил называть искусственно получаемые уДОБРения уЗЛОБлениями. «Нам приходится сегодня переосмысливать очевидные, казалось бы, истины, – говорил он. – Всем известны слова Джонатана Свифта из его «Путешествий Гулливера»: «Человек, который вырастил два колоса там, где прежде был один, заслуживает больше уважения, чем целая свора политиканов». Это высказывание представлялось неподверженным критике – спорить вроде бы не с чем. Но это лишь до самого последнего времени. Теперь же, когда благодаря «зеленой революции» второй колос вырос почти повсеместно, выяснилось, что он – вот ведь дьявольские козни! – пропах нефтью, пропитан губительными для живого веществами и обращает хлеб наш насущный в медленно, но неуклонно действующий яд. И теперь, похоже, «политиканы», то есть разного рода «зеленые», ратующие за то, чтобы колос этот уничтожить, снискали себе куда больше уважения, нежели ученые и хозяйственники, стремящиеся – из самых лучших намерений, разумеется, – облагодетельствовать человечество небывалым урожаем, полученным благодаря гербицидам, инсектицидам и удобрениям, которые правильнее было бы называть узлоблениями».
Математики, несколько ошарашенные полученным афронтом, в один голос отвечали: «Вы, конечно, правы, но отсюда следует, что математическое моделирование биологических систем просто необходимо. Если бы, например, до начала строительства Асуанской ГЭС была «проиграна» даже самая простая экологическая модель, быть может, от очередной «стройки века» решено было бы отказаться и не понадобилось бы производить столько удобрений или, как вы их зовете, узлоблений».
Если вначале устроители школ намеревались убедить биологов в могуществе математики, то уже на третьей или четвертой школе они стали думать прямо противоположным образом: как бы умудриться объяснить им, что истинные возможности математики в моделировании действительно сложных систем весьма ограничены. А любой биологический объект – это самая сложная из всех возможных систем по своей структуре и функционированию, так что построить для него хорошую математическую модель, точно отражающую его свойства, чаще всего практически невозможно. Задача эта была выполнена и даже с перехлестом: биологи почти полностью потеряли интерес к математике, а математики фактически утратили надежду быть понятыми коллегами по естественнонаучному сообществу.
Но тут родилась третья идея, связанная главным образом с именем Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского: привить математикам любовь к биологическим объектам и показать им, как на самом деле широк круг проблем, которые они могли бы здесь решать. Однако, как известно, любовь невозможно имплантировать в человеческий организм, она возникает сама по себе или же под действием неизвестных науке сил. Таким образом, и третья идея оказалась нежизнеспособной.
И лишь четвертая попытка построения школ принесла успех. Это была идея «диполя» – конструкции, состоящей из двух людей, из которых один биолог, а другой математик, причем они почему-то симпатичны друг другу до такой степени, что могут длительное время вместе работать над одной проблемой. Не сразу, но такие пары составились и, выражаясь словами бессменного председателя школ Альберта Макарьевича Молчанова, «молнии мысли засверкали между полюсами».