Только принимая во внимание учение об эмбриональном происхождении наших основных страстей души, мы можем верно оценить всю концепцию Декарта и понять ее истинное отношение к современным висцеральным теориям эмоций. Основные страсти души заложены уже в эмбриональной жизни человека, т. е. существуют до рождения. Все позднейшие сложные и производные страсти представляют собой не что иное, как вариации и модификации эмбриональных состояний. В письме о любви Декарт прямо говорит, что основные формы чувственных желаний, элементарные и главные страсти, из смешения и изменения которых созидаются все остальные, проявляются уже во время питания эмбриональной жизни, коренятся в питательных потребностях организма. Поэтому-то эти страсти и представляют собой простое отражение в сознании сложных органических состояний.
Нельзя полнее и яснее развить теорию врожденных страстей, чем это делает Декарт. Рассуждения, касающиеся этого вопроса, представляют непосредственную аналогию с его учением о врожденных идеях. Идея бога, как известно, представляется в учении Декарта как изначально данная, не опосредованная ни чувствами, ни каким-либо иным образом, т. е. как прирожденная идея, которую бог запечатлел в нас, как художник в своем произведении. Основные страсти оказываются в такой же мере врожденными особенностями телесной природы человека, как основные идеи—врожденными особенностями его духовной природы. Я не утверждаю, говорит Декарт, что дух младенца в утробе матери размышляет о метафизических вопросах, но у него есть идеи о боге, о себе самом и о всех истинах, которые известны сами по
">-7">
УЧЕНИЕ ОБ ЭМОЦИЯХ
себе, как они есть у взрослых людей, когда они вовсе не думают об этих истинах.
Подобно тому как Декарт признает врожденными и присущими уже духу младенца в утробе матери основные идеи, которые известны сами по себе, он признает, что дух младенца в утробе матери уже испытывает основные страсти души—любовь и ненависть, радость и печаль, как взрослые люди.
Учение о том, что основные страсти души коренятся в питательных потребностях эмбриональной жизни и вследствие этого являются врожденными, не только не отводит Декарта в сторону от его основного пути, не только не представляет измены всей его основной концепции, но, напротив, образует завершающую точку его исследования. Он пришел к тому пункту, к которому все время направлялся. Идея врожденных страстей впервые придает всему учению значение принципиальной концепции, законченного философского построения, верного основным принципам всей системы Декарта, и поднимает его над уровнем простых и неизбежно ycfapeeaiouuix со временем физиологических соображений и догадок. Как ни смутны были представления Декарта о действительной физиологии человеческого организма, его философская идея о природе страстей была для него прозрачной и ясной до конца и остается такой и для* нас. Только поэтому. она и могла пережить века и сохраниться в качестве живой части всей позднейшей психологии. Эта идея, как уже сказано, придает единственно возможный смысл всей висцеральной теории эмоций. Только она дает возможность понять осмысленную связь, существующую между страстями души и деятельностью внутренних органов. Поэтому она представляет собой последнее слово висцеральной теории, без которого, как мы увидим ниже, остаются неполными все остальные варианты этой гипотезы. Врожденность страстей — последнее основание висцеральной теории.
Здесь мы решительно расходимся с Сержи, который проходит мимо этой идеи, не понимая ее принципиального значения, и потому склонен видеть в ней скорее отступление от общей концепции, чем ее завершение. Он называет Декарта истинным основателем висцеральной теории эмоций, опираясь исключительно на чисто физиологические представления философа. Между тем только учение о врожденных страстях, увенчивающее все построение, дает нам право рассматривать Декарта как действительного отца всей современной психологии эмоций, поскольку она вращается, как вокруг своей оси, вокруг органической гипотезы о природе человеческого чувства.
За финалистической видимостью, за учением об интеллектуальных эмоциях, почти чуждых человеку, за ощущениями, воспоминаниями, суждениями, резюмирует Сержи содержание картезианского учения, действует механизм, который можно схематически изобразить в нескольких словах. Внешнее возбуждение и психологические, интеллектуальные феномены не могут возник-
271
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
нуть без в высшей степени разнообразных центрифугальных нервных токов; некоторые из них обеспечивают более или менее удачное приспособление человеческой машины к внешним обстоятельствам, другие направляются к глубоко расположенным органам, и вызываемые там изменения переводятся в сознании или на язык висцеральных ощущений, или на язык оригинальных и не сводимых ни к чему другому эмоций, говорит Сержи, обходя совершенно вопрос о врожденных страстях. Дорога, которую он избрал, продолжает Сержи, которую он проложил и сделал проходимой на таком большом расстоянии, была впоследствии протоптана многочисленными исследователями и остается современной сейчас больше, чем когда-либо. Часто снисходительно говорят, что он был предшественником, но если перевести его архаизмы на наш язык, если освободить мысль, которая его воодушевляла, от фактических ошибок, представляющихся теперь совершенно безобидными, он должен получить свой истинный титул основателя теории, утверждает Сержи.
С этим нельзя не согласиться, если иметь в виду не только то, о чем говорит на протяжении своего исследования Сержи, но и философское значение основанной Декартом теории, завершающейся в учении о врожденных страстях. Именно эта часть учения пережила остальную теорию и легла в основу современных вариантов висцеральной гипотезы.
Как это ни странно, но до сих пор не замечался тот факт, что теория Джемса—Ланге представляет собой теорию врожденных эмоций. Телесные проявления — этот источник и сущность эмоционального переживания — возникают чисто рефлекторным путем. Как и все прочие рефлексы, они есть врожденные реакции организма« Предустановленные и предуготовленные всем ходом зоологического и эмбрионального развития. Они присущи человеку в силу устройства его организма и, строго говоря, исключают всякую возможность развития.
У. Джемс, как известно, видел особое преимущество своей теории в том, что она дает возможность причинного объяснения эмоций (которое он находит в рефлекторных актах), и в том, что это объяснение делает для нас понятным удивительное разнообразие эмоций.
Мы уже знаем, что Джемс, живи он сейчас, должен был бы глубоко разочароваться в ожиданиях, связанных с возможностью объяснения на основании своей теории удивительного разнообразия эмоций. Он должен был бы узнать, что телесные проявления эмоций чрезвычайно униформны и стереотипны и по одному этому не могут служить источником объяснения всего многообразия эмоциональных реакций. Но для нас сейчас представляет интерес не это. Для нас гораздо важнее установить, что, видя причину эмоций в бесчисленных рефлекторных актах, Джемс тем самым утверждал в современной психологии картезианское учение о врожденных страстях. Верно, что возможны весьма различные действия рефлекса и что эти действия варьируют до
274
УЧЕНИЕ ОБ ЭМОЦИЯХ
бесконечности. Но еще более верно, что рефлекторный акт представляет собой врожденную реакцию организма, наиболее общую у всех индивидов данного рода, что он является наиболее неизменным и абсолютным из всех остальных форм человеческого поведения.