Выбрать главу

Если причиной эмоций являются рефлекторные акты, перед нами не остается никакой другой возможности объяснения эмоций, кроме признания их врожденными страстями. При всех изменениях эмоции остаются вечными, неприкосновенными сущностями, наподобие видов, считавшихся когда-то в биологии неизменными. Джемс приходит, как мы видим, к отрицанию того, с чего он начал. Как виды считались когда-то неизменными сущностями из-за отсутствия идеи развития, теории эволюции, так теория эмоций, исключающая возможность развития, неизбежно приводит нас к признанию эмоций вечными, неприкосновенными, неизменными сущностями. Мы уже пытались показать выше, что эта теория коренным .образом исключает всякую возможность развития. Не эволюция, а инволюция, не развитие, а свертывание, не усложнение и превращение в более высокие формы, а отмирание и превращение в рудиментарные остатки, не прогенетические, имеющие будущее, а дегенерирующие, архаические, являющиеся пережитками отдаленнейшего прошлого функции — вот что представляет собой теория Джемса. Ее последнее с л обо гласит, что эмоция есть случайная патологическая реакция, бесполезный и ненужный пережиток древности, не способный ни к какому развитию. Еще отчетливее выступает это в теории Ланге, который останавливается перед фактом, что эмоции вызываются большей частью не простым впечатлением от какого-либо органа чувств, но психическими причинами, воспоминанием и ассоциацией идей, если даже ассоциация сама вызвана чувственным впечатлением. Для объяснения этого Ланге развивает теорию совершенно в духе учения об условных рефлексах, показывая, что рефлекторный акт, первоначально связанный с непосредственным чувственным впечатлением, связывается впоследствии, благодаря сочетанию полученного впечатления с другими стимулами, с новыми условными раздражителями, которые в силу этого становятся способными вызывать его.

«Как пример простейшего случая,— пишет Ланге,— я хочу представить факт, верность которого подтвердит каждая мать. Ребенок кричит, когда увидит ложку, из которой его заставляли несколько раз принимать невкусное лекарство. Как это происходит? Аналогичные случаи довольно часто разбирались с психологической точки зрения и на наш вопрос можно найти очень различные ответы. Одни говорят: кричит, потому что считает ложку причиной своего прежнего страдания; но этим дело нисколько не разъясняется. Другие: потому что ложка пробуждает воспоминание о прежнем страдании; это может быть совершенно справедливо, но не переносит вопрос на почву физиологии. Дают еще такой ответ: потому что ложка возбуждает страх

Л. С. ВЫГОТСКИЙ

будущего неприятного чувства; вопрос заключается именно в том, каким образом вид ложки способен из-за прежнего ее употребления производить страх, т. е. вызвать определенного рода деятельность в вазомоторном центре» (1896, с. 70).

Объяснение Ланге заключается в том, что «каждый раз, когда ребенок принимает лекарство, его чувства, вкусовое и зрительное, получают одновременное впечатление — первое от лекарства, второе от ложки. Оба впечатления связываются, сочетаются, благодаря чему воспоминания имеют способность вызывать эмоции... Если показать ложку ничего не подозревающему ребенку, который раньше не испытывал горечи содержащегося в ней лекарства, то он вместо того, чтобы поднять крик, постарается схватить эту ложку. Однако если ребенок несколько раз видел ложку с лекарством и заметил, что это явление каждый раз приносит с собой отвратительное вкусовое ощущение, то тогда один только вид ложки (сам по себе) получает способность заставлять ребенка кричать, другими словами, приводит в действие его вазомоторный центр» (там же, с. 70—71).

К. Г. Ланге развивает гипотезу об установлении новой, раньше не существовавшей функциональной связи между двумя центрами благодаря прокладыванию нового мозгового пути. Лучший ученик Павлова не мог бы более последовательно объяснить происхождение психических эмоций условнорефлекторным путем. Но Ланге последовательнее современных физиологов и имеет смелость понять до конца, что допущение условнорефлекторной эмоциональной реакции ничего по существу не меняет в природе самой эмоции. Все дело заключается только в «гораздо более длинном кружном пути, который должен проделать получаемый извне импульс, прежде чем он доходит до вазомоторного центра. Но насколько могу судить,— говорит Ланге,— основные черты физиологического процесса остаются постоянно одними и теми же: проведение возбуждения из центральных органов чувств к клеткам коркового вещества, а от последних к вазомоторным клеткам продолговатого мозга» (там же, с. 74). Иными словами, условный рефлекс остается в полной и абсолютной мере рефлексом, хотя он и вызывается новыми стимулами.

«Я имел, следовательно, право сказать, что разница между эмоциями физического происхождения и эмоциями, вызванными психическими причинами, не заключает в себе с физиологической точки зрения ничего положительного, ничего существенного. Главное, все обусловливающее явление при возникновении обеих эмоций одно и то же: возбуждение вазомоторного центра. Различие заключается только в пути, по которому импульс доходит до этого центра. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что в непрямых психических эмоциях сила импульса увеличивается от прежде возбужденной и еще не угасшей мозговой деятельности, которая сочетается с импульсом от внешнего впечатления» (там же, с. 74—75).

В самом деле, если мы принимаем эмопию за врожденную

276

УЧЕНИЕ ОБ ЭМОЦИЯХ

рефлекторную реакцию организма, возможность ее развития или усложнения имеет чисто иллюзорный характер. В чем состоит развитие условного рефлекса? Исключительно в том, что изменяются стимулы, вызывающие его и приводящие в движение рефлекторный механизм. Собака в опытах Павлова выделяет слюну определенного количества и определенного качества при введении пищи. Далее, когда установлен условный рефлекс, она начинает отвечать той же реакцией на новый, прежде нейтральный и безразличный стимул, например на синий свет. Но сама слюнная реакция осталась при этом совершенно неизменной. Собака продолжает выделять слюну в том же количестве и того же качества, но только по другому поводу. То же самое всецело приложимо и ко всем остальным рефлекторным актам, в частности к эмоциональным реакциям.

Эмоциональная реакция страха вызывается первоначально непосредственным воздействием устрашающей причины. Впоследствии она может вызываться любым другим стимулом, который сочетается несколько раз с первопричиной. Ребенок первоначально реагирует криком и страхом при приеме горького лекарства. В дальнейшем один вид ложки способен вызвать у него ту же самую реакцию. Непосредственный повод реакции несомненно изменился, но реакция страха как таковая осталась неизменной. В общей форме мы могли бы выразить ту же мысль следующим образом: если сущность эмоции составляют, согласно Джемсу, бесчисленные рефлекторные акты, то единственно возможное изменение эмоций заключается в том, что могут изменяться вызывающие их стимулы, замещая друг друга по принципу условных раздражителей, но сама эмоция, чувство, переживаемое человеком, остается всегда тем же, всегда равным самому себе, так что в истории развития эмоций могут изменяться конкретные поводы для их проявления, но не могут изменяться сами эмоции.

Поэтому Ланге с полным основанием утверждает: «...в действительности разница между яростью отравленных мухоморами или маниаков и гневом тех, которым нанесли кровную обиду, заключается только в различии причин, а также в присутствии сознания о соответствующих причинах или в отсутствии такого сознания» (1896, с. 65).

Таким образом, висцеральная теория и у ее создателя Декарта, и у его невольных продолжателей не только проходит мимо проблемы развития, но фактически решает эту проблему в смысле полного и абсолютного отрицания всякой возможности эмоционального развития человека. Это неизбежный вывод из учения о врожденных страстях.