Конечно, цель и замысел нашей вселенной или форм жизни еще не означают, что люди обладают духовной природой. Однако при этом сама идея выглядит достаточно убедительно, чтобы исследовать ее. Скажем проще: если Рассел прав, у нас не может быть духовной природы и нам не следует даже пытаться искать ее – точно так же, как Гонсалесу не следует искать свидетельства значимости положения Земли. Но если прав Гонсалес, тогда у нас действительно есть духовная природа, и мы можем исследовать этот вопрос, пользуясь инструментами науки. Нынешние свидетельства о природе вселенной в целом не позволяют предпочесть представления Рассела о реальности представлениям Гонсалеса[90], следовательно, не должны служить помехой в рассмотрении духовной природы человека.
Пределы материализма
Но разве материализм может ошибаться? Ведь за него ратовали великие мыслители!
Материализм ошибается в оценке человеческой природы потому, что она не соответствует свидетельствам. Однако стоит высказать пару замечаний относительно ограничений материализма как философского допущения.
Материализм – монистическая философия, то есть полагающая, что все существующее в своей основе состоит только из одной субстанции (например, материи). Как четко дает понять Рассел, материализм стремится объяснить всю действительность – от обширных галактических границ вселенной до субатомных кварков, лежащих в основе нашего организма, от нюансов человеческого разума до бессознательной мимикрии орхидеи[91]. Отсюда вытекают два важных следствия. Во-первых, в монистической системе трудно понять, ошибаемся мы или нет. Монистам не с чем сравнить свою систему. Как мы уже видели, одним из результатов оказывается обещающий материализм, в котором допущения системы просто оставлены для рассмотрения будущей наукой; они не приводят к критическому рассмотрению самой системы.
Во-вторых, монистическую систему, как и материализм, может разрушить любое свидетельство против нее. Это слабое место встроено в систему самой ее природой; его нельзя приписать строгой, необоснованной или предубежденной критике. В итоге монистическим системам свойственно враждебное отношение к исследованиям с целью получения свидетельств против допущений той или иной системы. Сторонники этой системы стремятся предотвратить подобные исследования. Кроме того, порой они стремятся манипулировать определениями, чтобы таких исследователей считали действующими ненаучными методами, независимо от полученных свидетельств, как в случае с Гильермо Гонсалесом.
«Я утверждаю, что тайна человека невообразимо дискредитирована редукционизмом с его претензиями на то, что обещающий материализм в конце концов объяснит весь духовный мир с точки зрения закономерностей нейронной активности. Эту убежденность следует причислить к суевериям… Мы духовные существа с душой в духовном мире, а также материальные существа с телом и мозгом, существующими в материальном мире»[92].
Не упуская из виду эти проблемы, обратимся к нашему ключевому вопросу: какие свидетельства из области нейробиологии бросают тень сомнения на материалистскую интерпретацию человеческого разума и духовности?
В поддержку духовной природы человека
До сих пор в книге говорилось лишь о том, что материалистские предположения не только не объясняют природу человека, но и ограничивают области, в которых позволительно проводить исследования, до конкретных, сравнительно хорошо изученных и к настоящему моменту преимущественно непродуктивных областей – таких, как догадки о доисторическом периоде, наблюдение за приматами и искусственный интеллект. Значит ли это, что сама наука, за исключением предположений материализма, не в состоянии внести вклад в понимание духовной природы человека? Конечно, нет! Скорее, задача науки заключается в том, чтобы развить гипотезы, всерьез учитывающие наблюдаемые факты и позволяющие не ограничиваться материализмом.
В этом и состоит ключевая проблема, за которую следует взяться. Большинство людей, отвечая на вопросы о себе, считают, что у нас есть «разум», который мы отличаем от нашего «мозга». Мы полагаем, что наш разум производит фундаментальный выбор действия, который осуществляют цепочки нашего мозга. К примеру, водитель, неожиданно увидевший впереди пробку, может решить не чертыхаться и не сигналить, а просто пожать плечами и свернуть в переулок. Мы могли бы описать мыслительный процесс водителя следующим образом: «Гарри мысленно решил не нервничать, а просто поехать домой другой дорогой». Мы не говорим: «Цепочки в мозге Гарри заставили его убрать руку с клаксона и вместо этого повернуть направо, в переулок». Мы подразумеваем, что у Гарри есть свободная воля и что он – или нечто, имеющееся в нем, – действительно способен решить, как он будет действовать[93].
90
Многие ученые из элиты отдают предпочтение взглядам Рассела, а не Гонсалеса, но это еще не доказательство.
91
В статье Дэвида Ливингстон Смита о лжи, «Прирожденные лжецы» (David Livingstone Smith, «Natural-Born Liars»,
92
Джон Экклс, «Эволюция мозга: создание «я» (John Eccles,
93
Некоторые философы, изучающие разум, утверждают, что нам необходим новый язык, отражающий тот факт, что на самом деле мы не делаем выбор и не принимаем решения, так как нынешний язык подкрепляет популярную иллюзию, будто бы мы делаем и то, и другое. Подробнее об этом говорится в главе 5.