(из разговора продавца с покупателем на Брайтон-бич)
Все же существенно улучшить свой английский я не смог. Мне объяснили, что на это уходит до года. Для наших проблема языка иногда приобретает противоположный знак. Очень трудно сохранить русский у детей, особенно маленьких. У Веры (14 лет) уже заметен акцент. Ваня (чудный ребенок 6 лет) все время пытается соскочить в разговоре на английский. И хотя дома ему это запрещают (…а що це ти заговорив їхньою собачою мовою!..), чувствуется, что ему очень хочется общаться простым и надежным языком, вместо того, чтобы ломать себе язык русскими падежами.
Лаборатория
Существуют 2 варианта вывода нашей науки из кризиса – фантастический и реалистический. Фантастический – это мы сами ее поднимем. Реалистический – прилетят марсиане и помогут.
Между аккуратными зданиями из красного кирпича, расположенными на территории центра, стоит большой уродливый сарай грязно-желтого цвета. Это и есть наша лаборатория. Завлаб мне сказал, что как только я закончу свои исторические исследования, здание снесут. И действительно, за 3 дня до моего отъезда к сараю подогнали технику и начали ломать с одного конца. В ответ на выраженную мной озабоченность завлаб меня успокоил, сообщив, что до воскресенья (дня моего отъезда) еще постоит.
«Начинка» лаборатории произвела на меня впечатление. Приборы, на покупку каждого из которых надо потратить половину научного бюджета Украины, стоят там десятками и, в общем-то, без большой загрузки. Современные хроматографы, приборы для PCR, позволяющие наблюдать процесс накопления ДНК по ходу реакции, точные пипетки, высококачественные реактивы… И все же, когда Дима завел меня в один из корпусов Национального Института Здоровья – NIH (организации, по сравнению с которой NASА – просто босяки и голодранцы), я испытал легкий шок. Исследование, на которое у нас даже в лучшие времена уходило 2 года, с помощью показанного мне прибора можно было осуществить за 15 минут. В тот момент я ощутил себя просто таки пещерным дикарем. Короче, там я понял, что мы уже никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не догоним американскую науку. Тем более, что двигаемся мы пока в противоположную сторону.
За 3 месяца работы в лаборатории, я извел только резиновых перчаток на сумму, значительно превышающую мои расходы на научное оборудование и реактивы в Киеве за две пятилетки. Не говоря уже о том, что фасовка воды (1 л), которую мы использовали для помывки гомогенизатора (только!), стоит около 6 долларов. Для приготовления же реактивов использовалась особо чистая, специально обработанная вода, о стоимости которой я могу только догадываться. Хотя, деньги американцы считать умеют. Перерасход TRIzola обсуждался в лаборатории так же остро, как и наши неудачи при выделении ДНК. Вместо дорогих кулеров для перевозки проб – купили нам дешевые пенопластовые ящики…
Работает в лаборатории сброд со всего мира. Арабы, индийцы, ирландцы, какие-то испанские негры из карибского бассейна, китайцы… Ну и мы. Вавилон, одним словом.
Раз в месяц в лаборатории проходили семинары. Это маленький праздник для сотрудников. Фрукты, кофе, круасаны, тортик. Спиртного не бывает (ни боже мой!) – единственный хотя и крупный недостаток таких собраний.
Кроме лабораторной комнаты, у меня был «офис» – неуютная каморка с письменным столом, шкафами и компьютером («дубовый» пентиум), подключенным к сети. Лазерный принтер с пачкой бумаги. Да, шикарный копир с запасом бумаги разного формата.
Погода
В последнем письме ко мне в Киев Вакхольц сообщал, что средняя температура летом в Вашингтоне 400 при 100% влажности. Ночью, правда, температура может резко упасть до 380, а то и 360! Сведения подтверждались другими очевидцами, в частности Гришей. Чтобы понять, что такое 400 при 100% – представьте себе теплицу в жаркий солнечный день через полчаса после полива. Соответственно, я набрал легких безрукавок, шорты… Действительность превзошла все мои ожидания – температура колебалась от 11 до 150. Кондиционер я включал только на обогрев, а, выходя на улицу, мне хотелось надеть все рубашки сразу. Вакхольцу я сказал, что полученные мною деньги я потрачу на приобретение шубы. А в это время Луизиану объявляли зоной стихийного бедствия – люди мёрли от жары прямо на улицах, ТВ советовало из домов не выходить, а тем, у кого нет кондишен, короткими перебежками двигаться в библиотеки, магазины, и прочие заведения с кондиционерами. Надо сказать, что парочка теплых деньков (где-то 960 по ихнему Фаренгейту) таки была и у нас – так что я немного отогрелся.