– В самом деле странно. Конечно, в настроениях общественности по отношению к Сенату и кабинету в последнее время заметна некая критическая нотка – коррупционные скандалы говорят сами за себя – но мне не казалось, что их власти угрожала какая-то опасность, из-за которой стоило бы волноваться.
– Тут вы несколько ошибаетесь, – возразила принцесса. – Возможно, на публике это не обсуждается, но дядюшка рассказывал, что среди военных много недовольных – армию и флот сокращают, новые корабли не строят.
– В общем, это логично – у Либерии нет противников, с которыми требовалось бы воевать. Я хоть и фанат военной истории и техники, но понимаю, что в наши мирные времена не стоит ждать такого же бурного развития, как во времена Великой войны или после неё.
– А как же воинская честь? Мы же только что вспоминали адмирала Болейна, а он очень критично отзывался о лавочниках, которые нагло помыкают Генеральным штабом. Такое было бы немыслимо в императорские времена, – с презрительной гримаской сказала принцесса.
– Вот как? – удивился я. – Тогда в этом газетном переполохе просматривается определённая логика. Но подумайте, это ведь чисто либерийские дела – какое отношение они имеют к давно забытой и вычеркнутой из истории Гардарике? Почему интерес к ней вдруг проснулся у всех разом, причём совсем недавно? Вот чего я не понимаю.
– И я тоже. Это действительно очень странно, – Грегорика задумалась на несколько мгновений и вдруг подняла палец. – Остаётся предположить, что у остальных игроков появилась какая-то серьёзная причина. Возможно, нашлась некая новая информация?
С крыши башни донеслось металлическое бряканье. Удивленно глянув туда, я заметил, что Брунгильда случайно уронила бинокль, который всегда держала под рукой, и с виноватым видом наклонилась, чтобы подобрать его.
В этот момент в горловине топливного бака как раз зашипела поднимающаяся пена.
– Простите, договорим попозже, – закончив заправку, я принялся сматывать шланг, чтобы вернуть Герту, а принцесса снова обратила глаза к бланку радиограммы.
Пару минут спустя, когда всё уже было готово, и осталось лишь завести двигатель, подошёл настоятель с корзинкой спелых помидоров. Обвёдя всю нашу команду внимательным взглядом выцветших от времени глаз, он проговорил:
– Возьмите на дорогу. Унгер-младший, надеюсь, ты заглянешь на обратном пути. Мне бы хотелось узнать, чем кончится ваше предприятие.
– Постараюсь, отец Алекзонндер, – кивнул тот. – Хотя сам не ожидал, что начнутся такие крутые дела.
– Гардарике нужны перемены. Мы слишком долго варились в собственном соку, – вздохнул настоятель. – Как бы она ни настрадалась в прошлом, дальше так нельзя.
– Я постараюсь помочь её обитателям, чем смогу. Клянусь исправить несправедливость – именами моих великих предков, – принцесса выпрямилась, прижав к груди сжатый кулак, словно принося торжественную клятву.
Настоятель помолчал, глядя на неё с непонятным выражением, а затем поднял руку прощальным жестом:
– В добрый путь! Да сохранит вас господь.
Грохот заведшегося дизеля заглушил пасторальное журчание ручейка и позвякивание колокольчиков на шеях мирно пасущихся коз.
Глава девятая: Мертвая история - часть 6
Заросшая лесная дорога, которая вела от городка, единственным жителем которого остался отец Алекзонндер, миновала несколько скалистых теснин и мостов, под которыми плескались и шумели горные речки, и миль через десять вывела нас на равнину. Склоны восточного Шварцвальда отступили, и темные ельники сменили лиственные леса, беспорядочно выросшие за полвека на возделанных прежде полях.
Танк неожиданно выкатился на двухуровневую развязку широкой автострады с потрескавшимся асфальтом, но вполне проезжей, рядом с которой на насыпи угадывались железнодорожные пути. Рельсов было не видно в непролазных зарослях, но ржавые решетчатые столбы и провода позволяли безошибочно узнать электрифицированную магистраль с многочисленными запасными путями и стрелками. Тут и там возвышались различные строения: элеваторы, цеха, ангары, водокачки, паровозные депо, нефтяные баки, высокие кирпичные и стальные трубы – чем дальше, тем больше техногенные мотивы брали верх над сельскохозяйственной пасторалью предгорий. Вместо полей и садов сплошной чередой пошли заросшие карьеры и терриконы, соединённые настоящей паутиной ржавых рельсов и шагающих во все концы мачты линий электропередач.