– Проверим подземелья, – бросила через плечо Брунгильда. Она уже прошла через следующий круглый вестибюль, окруженный стойками для выдачи книг, и теперь вглядывалась в ведущий куда-то направо переход.
– Подвальные хранилища? Ну, там лежит несколько миллионов книг, но сама подумай, кто станет прятать супертайные чертежи военных механизмов в таком людном месте? И вообще, что ты так зациклилась на подземельях?
Телохранительница помолчала, не оборачиваясь к нам с Гертом. Потом заговорила – но с таким болезненным выражением, какого мне ещё ни разу не довелось слышать.
– Немирович... пожалуйста. Не спрашивай сейчас.
Повисла тишина. Казалось, можно было расслышать, как с люстр падают потревоженные хлопья густой пушистой пыли.
«Наша прекрасная и загадочная валькирия что-то скрывает, – холодно заметил мой внутренний голос. – Причём не только от нас, но и от принцессы, чего я вовсе не ожидал».
В самом деле. Откуда такое пристальное внимание именно к подземельям? С самого начала, едва только сверзившись в эти печальные пустоши, мы лишь строили предположения и гипотезы, практически ничего не зная о том, что в действительности произошло здесь полвека назад. Да, многие из гипотез подтвердились, но уверенность, с которой телохранительница указывала новое направление поисков, выглядела, мягко говоря, подозрительной. Откуда ей знать, что те загадочные артефакты, вокруг которых еще в Либерии заварилась такая странная каша, спрятаны именно в подземелье? Когда Брунгильда сказала об этом на гребне воронки, Грегорика не обратила внимания, да и я сам не придал её словам должного значения, но продолжать это и дальше было нельзя. Почему она молчала раньше? Что она прячет? Зачем? Кто она такая, на самом деле? В одном можно было точно не сомневаться – если Брунгильда знает что-то важное, это наверняка отразится на судьбе каждого из нас, и больше закрывать глаза я не имел никакого права.
Но едва я открыл рот, чтобы потребовать объяснений, телохранительница обернулась и выпрямилась, молча глядя мне в глаза. По логике, она должна была ждать обвинений и упрёков, но – странно – в её взгляде не было естественной в такой ситуации настороженности или враждебности. Она смотрела прямо и открыто, и лишь болезненный излом соколиных бровей намекал на неподъемный груз, который эта загадочная девушка вынуждена была нести на сердце.
Но почему же она не раскрыла свою тайну боготворимой госпоже, ради которой столько раз рисковала жизнью? Что её остановило? Неужели она участница одного из тех наслаивающихся друг на друга заговоров, в которые я так неосторожно угодил? Специальная армейская школа адмирала Болейна – но ведь в армии не готовят телохранителей... если только речь не шла про армейскую контрразведку. Действительно ли адмирал желал только лишь обеспечить дополнительную защиту внучатой племяннице-наследнице престола? Зачем учить горничную-телохранительницу премудростям радиосвязи? Что так заинтересовало Брунгильду ещё тогда, в трюме, когда она увидела приборный ящик Весны? О чём она хотела мне рассказать тогда, на ночном рандеву в окружении пулемётных лент? Может быть, она не просто прошла обучение, но и остается на тайной службе? Что, если помимо охраны принцессы, у неё есть и другие задания от той же самой контрразведки Болейна? Возможно, её уста запечатаны именно потому, что говорить не позволяет данная присяга?
Впрочем, я решительно отодвинул эти мгновенно пролетевшие в голове мысли в сторону – сосредоточившись на самом главном. Способна ли Брунгильда предать Грегорику или причинить ей вред? Можно ли ждать от неё подножки или выстрела в спину?
Нет. Я был уверен в этом и раньше, но сейчас, глядя в её хмурые, прячущие боль глаза, убедился окончательно. Стоящая передо мной девушка не собиралась изворачиваться и лгать. Она старалась изо всех сил, защищая Грегорику, и взваливать на неё дополнительный груз обвинений и было бы нечестно. А ведь, кроме того: «Немирович... пожалуйста». Брунгильда не захотела отпираться и не отрезала по-простому, что это не моё дело. Если вспомнить её слова позапрошлой ночью... она доверяла мне, и не хотела оскорбить – хотя, казалось бы, кто я такой, чтобы принимать во внимание моё мнение? Значит, я что-то для неё значу, несмотря на её первоначальное презрительно-снисходительное отношение, которое она и не думала скрывать сразу же после нашего знакомства? Честно говоря, она мне тоже очень нравится, и я не хочу причинять ей боль – так же как и Грегорике.
Хорошо. Я поступлю так, чтобы не жалеть потом. Решительно хлопнув ладонью по крышке ствольной коробки пулемёта, я сказал: