Картина оказалась намного более впечатляющей, чем те, что мы наблюдали ранее – в отличие от широко разбросанных промышленных зданий, на берегу Рейна возвышался громадный комплекс цехов, в несколько раз превосходящий все остальные. Увенчанные островерхими кровлями башни достигали не менее чем двухсотметровой высоты.
– Что это такое? Небоскрёбы? – спросила принцесса.
– Вряд ли – не видно окон. Да и стоят посреди характерной заводской территории. Скорее всего, какие-то промышленные строения. Хотя не могу даже предположить, для каких технологических процессов такое бы понадобилось…
– Кстати, вы заметили, сколько тут мокриц?
– Как же не заметить? Настоящие шоссе протоптаны.
В самом деле, ровное пространство, лежащее за последним каналом, пересекало множество утоптанных троп, концентрически сходящихся к комплексу. Что самое удивительное, между ними зеленели секторы густого, свежего и почти невытоптанного кустарника.
– Погодите, почему его не сожрали на корню? – удивился я. – Ведь они же все выстригли, даже там, на окраине!
– В самом деле, странно. Как будто нарочно разведено. Хм… – озадаченно хмыкнул Герт.
– …Можно мне посмотреть? – Весна выглянула сзади, подвинув Алису и сама не замечая, как навалилась пышным бюстом, даря моему левому плечу на редкость приятные ощущения.
«Хо-хо, вот это вес!.. Вот это зефирная мягкость!.. – возликовал похотливый внутренний голос. – Оказавшись перед выбором, я, пожалуй, избрал бы…»
– Цыц!.. – рявкнул я, и тут же испугался, представив, как напугаю робкую отличницу, если та примет это на свой счёт.
Однако всё оказалось не так страшно. Захваченная наблюдениями за новым и загадочным феноменом, она даже ухом не повела. Просунувшись к люку прямо через мою голову, Весна практически потребовала с несвойственной её настойчивостью:
– Надо подъехать ближе! Отсюда не видно деталей…
– Эй, осторожнее! Птеродактилей не видно, но нельзя поручиться, что они кончились совсем.
– Н-но мне нужно посмотреть… вы разрешите, Золтан Святославич?.. – в её руках, откуда ни возьмись, появился бинокль, который я позаимствовал в арсенале Ейнаугига и пристроил за приборной доской.
Поскольку обзор оказался почти полностью заслонён, я вывернул голову направо, непроизвольно фыркая, когда тёмные прядки, непослушно торчащие из-под небрежно пристроенных заколок, щекотали нос. То, что в таких нервных условиях я все же сумел перевести танк через мост, явилось свидетельством моего изрядно выросшего водительского мастерства.
Остановив машину прямо за ним, я с удивлением присвистнул.
– Что там, что?.. – затеребила меня справа разбираемая любопытством Алиса, и тоже улеглась на правое плечо, подобно Весне, при этом ещё и пытаясь отпихнуть мою голову, чтобы выглянуть в люк. Отбив первый приступ, я сам получше рассмотрел заросли и присвистнул,
– Ух ты, как же их много! Личинки так и кишат.
– И какие маленькие! Хотя побольше той, что мы видели в тоннеле. И мерзее!.. – скривилась всё же высунувшая голову в люк рыжая подруга.
– Та, видать, едва-едва вылупилась. А эти подрастают, вон, по размеру даже больше, чем ёжики у нас в саду, – прикинул я и вдруг вспомнил: – Кстати, а мы ведь пока не видели ни одной матки! Хотя их должно быть много, если прикинуть, сколько тут чудищ. Помните, на мельнице был всего один панцирный краб и одна его личинка? Здесь же мы перебили уже десятка два таких – значит, и маток тут явно не одна.
– Прячутся? – предположил Герт. – Да и ладно, выискивать все гнёзда некогда – выжжем потом.
– Хорошо бы. Но это всё равно никак не объясняет парадокс с оставшейся зеленью…
Наши неорганизованные предположения оказались прерваны тем образом, которого, на самом деле, и следовало ожидать.
– Промежуточная плантация. Специально для только что вылупившихся личинок, – проговорила Весна. – Если они вылупились где-то здесь, в этих зданиях, им нужно немного подрасти, чтобы добраться до внешнего обвода; туда, где пасётся большинство кормовых мокриц. Это же очевидно с первого взгляда.
Пару раз раскрыв и закрыв рот, я выдавил:
– Н-ну да… конечно, очевидно!..
Похоже, идиотом, неспособным разглядеть даже вещи, лежащие на поверхности, почувствовал себя не один я, поскольку в сети танкового переговорного устройства повисло долгое смущённое молчание. А наша гениальная юная учёная продолжала задумчиво бормотать: