– Д-да…я согласна, – кивнула Весна, и робко призналась: – Но печальные песни мне тоже нравятся. И маэстрина Ротарь... она замечательно поет. Так, словно для нее все это... очень близко.
– Конечно. Она же трансильванка: оставшаяся без родины беженка, гонимая и презираемая.
– Но ведь и наши с вами предки со славянскими корнями – они тоже эмигрировали в Либерию...
– Это было давно, века два назад. Кроме того, здесь наверняка сыграла свою роль и трансильванская душа – кочевая, неусидчивая, не терпящая ограничений...
Я не успел закончить – София допела песню, завершив ее пронзительно-тоскливой руладой, и замерла, опустившись на колени. Черные волосы скрыли опущенное лицо, не давая разобрать его выражение. Обычная аудитория, наверное, наградила бы певицу восторженными и шумными аплодисментами, но крестьяне, как ни странно, повели себя по-другому. Безошибочно почувствовав, что это был вовсе не обычный эстрадный номер, а искренний, куда более глубокий душевный порыв, слушатели молча, как один, встали, и поклонились Софии, прижав руки к груди. Я заметил, как Грегорика украдкой смахнула слезинку с ресницы.
Трансильванка порывисто поднялась на ноги, и, не говоря ни слова, удалилась. Проводив ее взглядом, я обернулся к Весне.
– Как бы то ни было, благодарю вас за танец, Весна. Не стесняйтесь обращаться ко мне, если захочется. Разговор с такой образованной и понимающей собеседницей – и честь, и удовольствие.
– С-спасибо, Золтан Святославич, – почти без запинки ответила она, робко улыбаясь и впервые осмелившись взглянуть мне прямо в глаза. – Я... я так и сделаю. Вы... совсем не такой суровый, как мне показалось сначала...
Застыдившись, отличница отвесила неловкий поклон, повернулась и пустилась наутек – конечно же, споткнувшись при этом, и едва не пропахав носом землю.
– ...С-суровый? – удивленно покачав головой, я осмотрелся.
Танцоры явно утомились, да и музыканты, кажется, решили, что пришло время передохнуть и подзаправиться. Даже Пенко устало опустил скрипку, с которой так долго был разлучен, подул на натруженные пальцы и вдруг удивленно обернулся. С ним заговорила незаметно подошедшая Грегорика – за шумом голосов было не слышно, о чем шла речь, но по выражению нетрудно было догадаться, что принцесса восхищается самородком, неожиданно обнаружившимся в глухомани потерянного континента. В самом деле, парень играл великолепно, естественно и раскованно: намного лучше большинства исполнителей, которых мне довелось слышать в либерийских камерных театрах и прочих заведениях средней руки. Интересно, у кого он учился?
Костры почти прогорели, в кронах столетних лип, возвышавшихся по краям площади, зашумел холодный ветер. Натянутый над почетными местами во главе стола холст захлопал, а по тесовой крыше ударили первые капли дождя. Поселяне, прикрывая головы, частью начали расходиться, а частью потянулись под крышу. Окошки корчмы гостеприимно светились, суля тепло и... хммм, наверняка – местное пиво. Алисы и Весны тоже видно не было, скорее всего, им пришли примерно такие же мысли. Подумав, что стоит последовать их примеру, я направился под навес галереи как раз в тот момент, когда Пенко смущенно улыбаясь, протянул свою скрипку Грегорике. Зачем она ей, интересно?
Впрочем, то, как уверенно пальцы ее высочества сжали потертый, но очень изящный гриф, и привычное движение плеча, прижавшего лакированную деку к щеке, все объяснило. Грегорика выпрямила тонкий стан, резким движением отбросила волосы назад и сосредоточилась. Смычок мягко двинулся вверх, и до моих ушей донеслась негромкая, но чистая нота.
На галерее уже никого не осталось, не считая неловко переминающегося скрипача с подругой. Ревниво поглядывая на ушедшую в себя принцессу, Снежанка потянула Пенко за рукав. Скрипач поклонился и что-то негромко сказал. Грегорика кивнула, не опуская скрипку:
– Да, конечно, буквально пару минут. Благодарю за великодушное разрешение!
Девушка утащила Пенко в двери, и во дворе не осталось никого, кроме нас двоих. А, нет – телохранительница, которая куда-то отлучалась, появилась из тени стоящего поодаль танка, поправила кобуру на боку, торопливо взбежала по ступенькам, бросила по сторонам пару быстрых взглядов и прислонилась к столбу. Молча стоять в тени было бы неловко, поэтому я тоже поднялся на галерею, осторожно заметив:
– Удивительно встретить в глухомани столь талантливого скрипача.