– Если на то пошло, я готов целовать эту руку. Ведь сам я жив сейчас только благодаря тому, как она крепка.
Телохранительница вдруг попыталась вырвать свою ладонь из моих пальцев и даже, кажется, чуть-чуть покраснела – неужели решила, что я немедленно приступлю к делу? Не отпуская, я продолжал:
– И хоть в боевой доблести мне с тобой не сравниться, такие чувства мне знакомы. Ведь на моей совести тоже – те, кого я раздавил гусеницами. Но, хоть в смертоубийстве и нет ничего хорошего, мы защищали себя и других; возможно, это все же зачтется на страшном суде. Мне лично в голову не придет обвинять тебя. И принцесса наверняка согласится с этим.
Волнение и смущение на лице Брунгильды быстро сменилось привычно замкнутым выражением. Помолчав, она строго ответила:
– Я не осмеливаюсь судить о том, что думает госпожа.
– И совершенно напрасно. Как ты думаешь, зачем она попросила меня потанцевать с тобой? Неужели для того, чтобы оскорбить или унизить? Да она буквально открытым текстом сказала: «Сделай так, чтобы у Брунгильды на душе стало полегче; может быть, она избавится от груза, который ее гнетет».
На лице телохранительницы снова мелькнуло смятение и неуверенность.
– Это… это мне не приходило в голову, – наконец, призналась она. Но буквально секунду спустя сердито нахмурилась и отрезала: – Не знаю, зачем это говорю. Ты оказался не таким слабаком, как показалось сначала, но это не значит, что тебе позволено совать нос в дела госпожи.
Спорить было бессмысленно, хотя логикой это заявление не блистало. Поэтому я только криво усмехнулся, пожав плечами.
Последние ноты печального вальса под дождем улетели к низким облакам и погасли. Грегорика, совершенно поглощенная музыкой, не сразу опустила скрипку – она так глубоко ушла в какие-то печальные мысли, что не обращала на нас никакого внимания. Мы с Брунгильдой тоже замерли, точно в оцепенении, слушая шелест дождя по тесовой крыше. Наконец, телохранительница отстранилась, не поднимая на меня глаз, отошла и неподвижно замерла у того же столба, где и раньше.
Принцесса, словно очнувшись, утомленно тряхнула головой. Потом шагнула к поникшей Брунгильде и положила ей руку на плечо. Вспомнив про меня, принцесса болезненно и слабо улыбнулась.
– Кажется, я слишком поддалась меланхолии. Простите. И ступайте внутрь, Золтан, становится холодно.
Она настолько очевидно хотела поговорить с телохранительницей наедине, что никаких дополнительных объяснений не требовалось. Более того, контраст ее же собственного задорного настроения всего полчаса назад и теперешней тяжелой атмосферы оставил мне возможность лишь молча повиноваться.
В низенькой «зале» корчмы было весело и шумно – я даже постоял на пороге, немного ошеломленный сменой атмосферы холодного и печального дождя под тоскливые звуки скрипки на тепло и вкусные запахи. То, что мне удалось перехватить после возвращения в поселение, уже плотно утряслось с помощью танцев, поэтому столы, на которых наблюдались грубые кувшины и глиняные миски с дымящейся жареной поросятиной, притягивали, словно магнитом.
Из-за одного из столов бодро замахала Алиса:
– Эгей, давай сюда! Мы тебе местечко нагрели!
В самом деле – Весна, сидевшая рядом с рыжей подругой детства, торопливо подвинулась, освобождая кусочек дубовой лавки,
– Садитесь, Золтан Святославич, – застенчиво улыбнулась она.
– А толкаться обязательно?.. – пробурчала сидевшая с другой стороны от нее София, которую Весна немного подвинула, прижав к костлявому боку – кого бы вы думали? – скрипача Пенко. Впрочем, даже трансильванка не стала долго хмуриться, воздав должное пирогам с капустой.
Народу в тесной корчме скопилось немало, поэтому празднующие свое спасение от разбойников крестьяне сидели на лавках плотно, плечом к плечу, и свободных мест не наблюдалось вовсе. Даже мои спутницы – казалось бы, чужие и впервые появившиеся в деревне буквально вчера – без проблем влились в местную публику, оказавшись приняты, как свои. Замотанный и красный корчмарь и его помощницы носились туда-сюда, едва успевая подтаскивать незамысловатые, но вполне аппетитные кушанья и напитки.
Отказываться от приглашения не было никакого резона. Я перелез через скамейку, стукнувшись коленом о толстую дубовую столешницу, устроился между девушками и потянулся к стоящему посреди стола кувшину. Рука неожиданно наткнулась на уже налитую кружку, которую с готовностью подставила Весна.