– Выпейте, – прозвучал надо мной деловитый голос принцесса, а уверенная рука поддержала затылок. – Мне сказали, это лучшее средство от похмелья.
Неизвестные благотворители, консультировавшие ее высочество, не погрешили против истины – огуречный рассол омыл воспаленное нёбо, утоляя жажду подобно волшебному бальзаму.
Когда кружка опустела, я с трудом сфокусировал болезненно реагирующие на свет глаза на лице Грегорики, которая присела на край лавки. Укоризненно покачав головой, она аккуратно толкнула меня в грудь, заставив снова улечься, и строго заговорила:
– Вы вели себя безобразно, Золтан. Подумать только, пьяные драки!.. Как можно докатиться до такого?! И что вы могли не поделить с Гертом? Из-за чего вышла ссора?
– Герт тут вообще ни при чем… – пробормотал я и, спохватившись, успел вовремя захлопнуть свой болтливый рот. Не хватало еще сообщить принцессе, что настоящей причиной потасовки был ее собственный чулок – пусть и гипотетический.
– А кто при чем? – прищурилась она.
– П-простите, в-ваше высочество… но я не могу сказать.
Грегорика фыркнула:
– Хм. Надеюсь, у вас на это есть серьезная причина. И еще бы мне хотелось надеяться, что вы не будете разглашать те сведения, которым следует оставаться конфиденциальными – по еще более серьезным причинам.
– М-м-м... – неопределенно промычал я. – Плохо помню, что именно я разгласил...
– К счастью, пока ничего важного. Постарайтесь, чтоб так было и впредь. Впрочем, экспрессивные рассказы о наших злополучных приключениях, которые вогнали некоторых спутниц в краску, пошли скорее на пользу: поселяне немного узнали о том, как мы сюда попали и чего от нас стоит ждать. И убедились, что бояться нас не следует, – рассудительно сообщила принцесса, одновременно отжав и положив мне на горящий лоб холодную мокрую тряпицу. Облегчение оказалось настолько острым, что я едва не попытался поцеловать ее руку. Впрочем, Грегорика назидательно добавила:
– Хотя это, конечно, вас не оправдывает. Надеюсь, нынешнее плачевное состояние послужит хорошим уроком.
– Бесполезно, он неисправим, – вмешалась Алиса, которая, оказывается, стояла за спиной принцессы, держа миску с холодной водой. – Сколько раз, вы думаете, я ему такое говорила?
– И сколько именно? – вдруг поинтересовалась Грегорика.
– Хм, сколько?.. Последний раз на день рождения Бернара... м-м-м... В феврале, кажется.
– Получается, он все же не слишком часто злоупотребляет алкоголем?
– Да как сказать... ну, в общем, не каждый день, – признала подруга детства, но потом все равно мстительно добавила: – Зато уж как злоупотребит, то на всю катушку!
Грегорика вздохнула и проговорила задумчиво, словно для себя самой:
– Мне приходилось иметь дело только с людьми, которые пили не такими вспышками, но зато все время, каждый день... даже не знаю, что хуже.
Когда, уже после полудня, я почувствовал себя лучше и выбрался на крылечко избы, в которой нас временно разместили поселяне, там уже ждала целая делегация. Несколько женщин в платьях с ручной вышивкой и платках-намитках, увидав меня, поклонились в пояс, и, нервно перешептываясь, выдвинули вперед для переговоров солидную, дородную матрону.
– Милости вашей просим, господарь машинист! Пожалейте сирот, не откажите в малой просьбушке!
– К-кого пожалеть?.. – неловко кашлянул я, скрывая растерянность.
– Старосты нашего, Нэндру, сиротинки одни остались... – крестьянка повела рукой на группу бледных и заплаканных женщин всех возрастов: от согбенной старушки и матери с младенцем на руках до парочки девчушек с косичками. Впрочем, среди них затесались и двое же белоголовых мальчишек. Мне вспомнились слова нового рыжего старосты о судьбе предшественника, и я с трудом отогнал снова вставшие перед глазами жуткие ночные картины с распятыми на заборе телами.
– Но чем же я могу помочь?
– Зятька его погубили прокляты тати – гореть им в аду до седьмого колена!.. – женщина сплюнула в сторону площади, где все еще виднелся раздавленный грузовик и темнели сваленные в кучу трупы разбойников. – Страсть как измывались над ним, душегубцы, голову отрубили, окаянные, да на кол насадили! Милостивец наш, к ногам припадаем, сыщите!.. Не откажите, ради горя горького!.. – все семейство старосты разом упало на колени, уставившись на меня молящими глазами. Дети приглушенно захныкали, женщины всхлипнули, прикрывая рты концами платков.