– Вот теперь я понял, в чем дело. Сочувствую тебе, дружище, – я утешительно похлопал его по поникшему плечу.
– Эхе-хе... чем сочувствовать, лучше поделился бы...
– Мы пришли, – прервала его Гейрскёгуль.
И в самом деле, за увлекательным рассказом я не заметил, как мы прошагали по возвышающейся над неведомыми темными глубинами эстакаде примерно треть диаметра купола. Справа и ниже громоздились те самые металлические баки, давшие нам спасительное убежище. Ярдах же в тридцати дальше, посреди широкой эстакады возвышалась безмолвная и неподвижная громада пятибашенного танка.
Впрочем, до танка нужно было еще дойти. А для этого пришлось бы перешагнуть через что-то, напоминающее обугленные кучи тряпья, разбросанные по дырчатому металлу отдельными холмиками и целыми грудами.
– Раз, два, три... шесть, семь, – негромко сосчитал Герт и наклонился над первым трупом. – Смотри-ка, одежда затлела, но не сказать, чтобы прямо уж поджарились.
Мертвец лежал ничком, вытянувшись в сторону далекого выхода из купола, словно в отчаянном усилии. Темные закопченные пальцы судорожно впились в дырчатый настил. Короткие волосы завились обгорелыми кончиками. Кожаная куртка выглядела совершенно целой, а вот шаровары на длинных ногах сгорели, расползшись отдельными черными клочками, уходящими в голенища узких сапог, тоже несколько съежившихся от жара. Бестрепетно протянув руку, Герт вытащил из покоробившейся кобуры, прицепленной к поясу мертвого разбойника, длинный револьвер с серебряной насечкой. Повертел в руках, направил в сторону и неожиданно выстрелил.
Оглушительное эхо прокатилось по куполу, вернулось от дальних стен, осыпав нас мелким белесым пеплом, потревоженным где-то наверху.
– Дивное дело. Патроны – и те в порядке. Значит, не так сильно тут и горело?
– Полыхало – дай бог. У нас на ходу резиновые бандажи на катках воспламенились.
– А по ним и не скажешь. Смотри, даже не скрючился, как бывает на пожаре. Хотя, м-м-м... может, просто вцепился в железо?
– Думаю, причина в том, что они сперва хотели выскочить, как мы – вон, даже развернулись назад, носом к выходу. Но кислород выгорел, двигатель заглох, как и у нас. Но нам повезло, мы уже были недалеко от ворот и скатились по пандусу наружу. А разбойники, похоже, еще какое-то время пытались отсидеться внутри танка. Когда стало слишком горячо и нечем дышать, не выдержали, повыпрыгивали и побежали к выходу. Надо думать, в этот момент основной форс пламени уже прошел, метан понизу выгорел, и пожар стал утихать. Но воздух для дыхания оказался непригоден, и температура, конечно, слишком велика. Они задохнулись, пробежав десяток-другой шагов.
Гейрскёгуль без церемоний толкнула ногой один из трупов, скрюченный и лежащий на боку. Тот вяло качнулся, но не перевернулся на спину – трупное окоченение уже взяло свое. Толстая косичка, затянутая в кожаный чехольчик, закрученные букли на висках, пересекающая лоб повязка, закрывающая одну из глазниц...
– Это он?.. Одноглазый?.. – спросил я.
Не отвечая, скандинавка наступила тяжелым ботинком на голову мертвеца. В сузившихся глазах горела ледяная ненависть.
Что он сделал этой молчаливой девушке, отнюдь не самой слабой и беззащитной представительнице прекрасного пола?
Из ее слов было понятно, что ее спутники, такие же грабители могил, кончили очень плохо. Атаман разбойников, перехвативший их при возвращении, не удовлетворился тем, что мародеры несли с собой, взявшись пытать их. Зачем? Хотел узнать, где они спрятали те ценности, что собрали раньше? До момента, когда мы захватили логово Одноглазого, никто из них, кроме скандинавки, не дожил. Почему он оставил ее в живых? Она ведь наверняка сопротивлялась, и ее избили; может быть, изнасиловали. Теперь понятно, зачем она увязалась за нами сюда, где остались трупы ее мучителей.
Чувствуя, что не имею никакого права лезть с расспросами, я оставил ее наедине с трупом Ейнаугига, и направился к танку, намереваясь выполнить то, зачем и пришел сюда.
Тяжелый танк пострадал от огня сильнее нашего Т-28. Краска обгорела и покоробилась; резиновые бандажи на поддерживающих роликах сгорели начисто, оставив голый металл, опорные катки еще продолжали тлеть; от бунчуков, флагштоков и кольев на башне остались лишь жалкие огарки.
То, что я искал, нашлось между задней малой пушечной башней и жалюзи моторного отсека. Отрубленная голова обгорела намного сильнее, чем трупы, и пришлось сделать усилие, чтобы взять ее в руки. К счастью, Герт, который уже копошился внутри боевого отделения танка, выглянул и бросил мне чью-то промасленную спецовку, чтобы завернуть находку.