Брунгильда скрипнула зубами в ответ на адресованное принцессе оскорбление и снова вскинула винтовку. Осторожно коснувшись ее плеча, я прошептал:
– Может быть, не стоит? Ее высочество говорит так уверенно...
– Знаю, – сквозь зубы ответила телохранительница. – Но если мерзавец только попробует... прибью его голову над камином.
...Над камином? Где? Причем тут камин?..
Перед глазами встал наш собственный камин... и страшно пыльная лосиная голова над ним, примелькавшаяся настолько, что на нее никто не обращал внимания – хотя прадедушка, должно быть, гордился своим охотничьим трофеем. Уж не аналогичные ли трофеи, украшающие стены резиденции Тюдоров, имела в виду Брунгильда? Бррр, жуткие же у нее ассоциации...
Тряхнув головой, я отбросил посторонние мысли и двинулся за принцессой, остановившись за ее плечом и вытянув из кармана длинный гаечный ключ. Если разбойнику придет в голову напасть, Брунгильда мгновенно расправится с ним, и мне вряд ли выпадет честь защищать ее высочество. Но, мало ли что...
Вооруженные вилами и дрекольем крестьяне, столпившиеся вокруг плотным кольцом, остановились, подчиняясь повелительному жесту принцессы. Разбойник, тяжело дыша, оглядывался, как загнанный в угол волк, но бежать было некуда.
Принцесса же, которую грубый ответ явно не смутил, отчеканила:
– С вами говорит наследная принцесса императорского дома Либерии Грегорика Тюдор, внучка императора Траяна. И я – ваша единственная надежда, потому что жители деревни желают поквитаться за учиненные зверства.
– Никого я не убивал! – голос разбойника дал петуха. – И они сами виноваты, нечего было упираться...
– Оправдываться будете потом. Я прослежу, чтобы это приняли во внимание и сохранили вам жизнь – но только если вы немедленно бросите нож и отпустите девочку.
Уверенность, с которой были сказаны эти слова, убедила разбойника даже больше, чем черный зрачок винтовочного дула, наведенный ему в лоб из-за плеча принцессы. Шмыгнув носом, он выронил нож и безвольно упал на колени. Освобожденная Ромика через пару мгновений оказалась в объятиях плачущей матери.
Грегорика обернулась к подбежавшим с боков и схватившим разбойника за руки крестьянам, и повелительно взмахнула рукой:
– Заприте пока где-нибудь.
Мужики немного помялись, донесся не очень уверенный голос:
– Так, может лучше повесить сразу, ваше… э-э-э…сиятьство?
– Нет, мне нужно его допросить.
– Ну-у-у… как прикажете, господарыня.
Мы вернулись на площадь, где возбужденные крестьяне как раз начали отходить от вызванного ночным нападением страха. Послышались первые радостные возгласы, кто-то свистнул в два пальца; на лицах начали появляться улыбки. Оставшуюся у танка Весну окружили растрепанные, простоволосые женщины, принявшись обнимать ее и целовать – госпожа Госпич лишь краснела и без конца поправляла очки.
Навстречу быстро ступающей Грегорике повернулись десятки лиц, послышались приветственные возгласы. Растрепанная молодая девушка бросилась перед ней на колени, порывисто схватив руку принцессы и прижав к губам.
– Спаси вас господь, милостивица наша!..
– Не то разорили б, окаянцы, душу бы вынули! – поддержали ее другие крестьянки.
– Нашим-то мужикам одним несовладать, супротив пушек да трахтура-то!
– Ить не думали мы, не гадали, что вдруг такая напасть, с по-за той весны нияких варнаков здесь было не видать, не слыхать, а вот поди ж ты – наскочили, как с под земли, ироды… – вытирая глаза уголком платка, проговорила морщинистая старушка.
– То есть, бандиты все же нападали и раньше? – уточнила Грегорика, по обыкновению, вычленяя самое главное. – Как же вы справлялись с ними? Эта банда напоминала скорее, небольшую армию. Обычные разбойники ведь не устраивают танковые атаки!
– Да то ж пришлые, господарыня! Страшные, свят-свят, свят! Сей год, недавно в наши края забрели, на старой лесопильне угнездились, где паровозы. Прочих-то разных-всяких барон-то наш прогонял исправно, а этих – забоялсси, разговоры начал разговаривать, чтоб, значит, миром дело решить. А они – вона как!..
Вернувшись к танку, я заметил, что мужики возле корчмы уже передавали из рук в руки кувшины с чем-то пенным – и явно хорошо утоляющим жажду. Проводив взглядом один из них, я сглотнул, только сейчас поняв, как запеклись губы. Кажется, даже потрескались от жара.
Ноги сами понесли меня к цели. Слов не потребовалось – в протянутой руке мигом оказалась увесистая глиняная посудина, и крепкая кисловатая брага смочила пересохшее горло. Божественно!.. Самое лучшее марочное вино ни за что никогда не сравнилось бы с ней!