Еще один случай произошел со мной накануне той зимы, когда мы переехали из Каладхунги в летний дом в Найни-Тал. В этот раз я был один, потому что Магог навещал свою подружку в деревне и к моменту выхода отсутствовал. Я тогда избегал густых джунглей и старался держаться более открытых мест и в то утро решил подстрелить кустарниковую курицу где-нибудь в районе дороги между Гаруппу и Найя-Гаон. В земле у дороги копошилось много птиц, но ни одна из них не подпустила меня на расстояние выстрела, поэтому я вошел в джунгли, состоящие в этом месте из деревьев, отдельных кустов и низкорослой травы. Прежде чем покинуть дорогу, я снял башмаки и чулки. Пройдя совсем немного, я заметил петуха кустарниковой курицы, ворошившего опавшие листья под деревом.
Когда кустарниковая курица разгребает опавшие листья, то, так же как и обычная курица, копошащаяся в соломе в поисках зерен, она сначала поднимает голову и осматривается, нет ли где опасности, и если поблизости все спокойно, опускает ее, выискивая для пропитания насекомых. Петух, искавший пищу под деревом, был слишком далеко, поэтому я начал незаметно подкрадываться к нему. Продвигаясь на ярд или два каждый раз, когда петух опускал голову, и, застывая на мгновение, когда он ее поднимал, я почти подобрался к месту, откуда можно было стрелять, но оказался на краю неглубокой ямы. Один шаг в яму, скрытую травой по колено высотой, и два шага за ней — и петух был бы в пределах досягаемости; кроме того, напротив росло маленькое деревце, которое можно было использовать как опору для тяжелого ружья. Поэтому, выждав, когда петух снова наклонит голову, я залез в яму и наступил босой ногой на свившегося в клубок здорового питона. Вы помните, как несколько дней назад я поставил рекорд в беге, — теперь же мне пришлось поставить такой же рекорд по прыжкам, и когда я приземлился на противоположном краю ямы, то быстро развернулся, выпалил в зашевелившуюся массу и припустил так, что остановился уже на безопасной дороге.
За все годы, что я провел в джунглях Северной Индии, я ни разу не слышал о том, чтобы питон убил человека; даже если это так, все равно я знаю, что мне крупно повезло в то утро, ведь если бы питон схватил меня за ногу, как это, несомненно, произошло бы, если бы он не спал, питону ни к чему было убивать меня, потому что я умер бы от страха так же, как однажды ночью недалеко от моей палатки умерла взрослая самка читала, когда питон схватил ее за хвост. Какой длины был питон, на которого я наступил, убил ли я его или нет, я так и не знаю, потому что никогда туда не возвращался. В этой же местности я видел питона восемнадцати футов длиной и видел другого, заглотившего читала, и еще одного, который проглотил кабаргу.
Вторая история произошла со мной и Магогом вскоре после того, как мы вернулись из Каладхунги в Найни-Тал. Леса вокруг Найни-Тала в то время изобиловали фазанами и прочей дичью, и так как охотников было не много, а ограничения на отстрел в этом районе отсутствовали, у нас с Магогом была возможность вечером после школы подстрелить пару фазанов или куропаток про запас.
Однажды вечером мы отправились по дороге на Каладхунги, и хотя Магог поднял несколько фазанов, ни один из них не сидел на дереве достаточно долго, чтобы я мог выстрелить. Дойдя до Сарья-Тала, маленького озерка в нижнем конце долины, мы сошли с дороги и вошли в джунгли, чтобы добраться до узкого ущелья в верхней части долины. Неподалеку от озера я подстрелил фазана. После этого, пробираясь через густые заросли и каменную россыпь, мы повернули в направлении дороги и прошли ярдов двести, когда, выйдя из зарослей на заросшее травой открытое место, увидели под кустами недотроги нескольких фазанов, подпрыгивающих, чтобы склюнуть ягоды с низких кустиков. Птицы были видны, только когда находились в воздухе, а я в то время еще не умел стрелять в движущуюся мишень, поэтому я сел на землю, Магог тут же улегся рядом, и мы стали ждать, не выйдет ли какая-нибудь из птиц на поляну.
Так мы провели некоторое время, а птицы все еще прыгали и клевали ягоды, когда с дороги, по диагонали пересекавшей холм, до нас донеслись веселые голоса людей. По грохоту их жестяных бидонов я понял, что это торговцы молоком, продавшие в Найни-Тале товар и возвращавшиеся в свои деревни неподалеку от Сарья-Тала. Я услышал эти звуки, когда люди вышли из-за поворота дороги, находившегося на расстоянии четырехсот ярдов от нас. Они прошли еще немного и, когда находились выше нас по склону холма, вдруг дружно загалдели, как будто прогоняя какое-то животное с дороги. В следующую минуту мы услышали, что какой-то крупный зверь пробирается через джунгли в нашем направлении. Из-за густого подлеска я не мог разглядеть, кто это, пока он не выскочил на гряду, заросшую недотрогой, и не вспугнул при этом фазанов, пролетевших над самыми нашими головами, — на открытое место выпрыгнул большой леопард. Он увидел нас еще во время прыжка, в воздухе, и как только коснулся земли, лег плашмя и замер в этой позиции. Проплешина, на которой мы были, подымалась вверх под углом в тридцать градусов, а так как леопард был над нами и нас разделяло около десяти ярдов, был виден каждый дюйм его тела от подбородка до кончика хвоста. При появлении леопарда я снял левую руку с ружья и, положив ее на загривок Магога, почувствовал, как дрожь пробегает по его телу, и эта дрожь затем передалась и мне.
Это был первый леопард, которого увидели мы с Магогом, и так как ветер дул вверх по склону холма и не доносил запах зверя, я полагаю, что наша реакция на него была схожа — сильное возбуждение, но никакого чувства страха. Это отсутствие страха теперь, имея за плечами жизненный опыт, я объясняю тем, что у леопарда не было в отношении нас никаких дурных намерений. Согнанный с дороги людьми, он скорее всего собирался залечь за скалами, через которые только что перебирались мы с Магогом, а миновав заросли и обнаружив мальчика и собаку прямо на пути своего отступления, зверь замер, чтобы оценить ситуацию. С одного взгляда он понял, что мы не представляем для него опасности: леопарды оценивают ситуацию гораздо быстрей, чем другие животные в джунглях. И тогда, удовлетворенный тем, что от нас не исходит угроза и нет других людей в том направлении, в котором он собирался бежать, леопард поднялся и в несколько изящных прыжков скрылся в джунглях за нами. Ветер, дувший оттуда, донес до Магога запах леопарда, и в тот же момент он вскочил, а шерсть на загривке встала дыбом. Только теперь он осознал, что красивый зверь, на которого он смотрел без тени страха, был леопардом, самым смертельным и страшным врагом в джунглях, который мог убить его, большую сильную собаку, безо всякого труда.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Между периодами увлеченности рогаткой и шомпольным ружьем было время, когда я в основном пользовался луком со стрелами. Я вспоминаю это время с большим удовольствием, хотя мне почти никогда не удавалось подстрелить птицу или зверюшку. Зато я открыл в Банке Природы свой собственный счет — и это при моих-то скромных возможностях! Не говоря уже о том, что наука джунглей, которую я впитывал в себя и в те дни, и позднее, доставляла мне истинное наслаждение.
Я не случайно говорю «впитывал», а не «узнавал». Познание джунглей — это не та наука, которой можно научиться по книгам. Ее можно лишь впитать каплю за каплей, и процесс этот может тянуться бесконечно долго: книга природы не имеет ни начала, ни конца. Открой ее, где пожелаешь и когда угодно, и если в твоей душе есть жажда знания, ты постигнешь массу захватывающих вещей. И сколь бы долго и упорно ни перелистывал ты ее страницы, твой интерес не иссякнет, ибо природа неисчерпаема.
Представь, что сейчас весна и дерево, стоящее перед тобой, усыпано яркими цветами. Привлеченные ароматом цветов птицы с перьями, окрашенными всеми цветами радуги, порхают с ветки на ветку. Одни пьют нектар, другие поклевывают лепестки, третьи кормятся пчелами, деловито собирающими пыльцу для меда. Завтра место цветов займут плоды и множество других птиц рассядется по всему дереву. И каждая из этого множества будет иметь собственное, только ей одной предназначенное место в природной системе. Одни существуют, чтобы украшать собою сады, другие — чтобы наполнять его музыкой, а третьи — чтобы омолодить сад и не дать ему умереть.