Если иметь это в виду, тогда исследование свойств света, звука и геометрических вибраций, и как они работают вместе, заслуживает нашего обсуждения. Это будет общий материал, но очень важно иметь этот материал даже в такой форме прежде, чем мы продолжим обсуждение измерений в следующей главе. И Сетх и Ра настаивают на том, что необходимо более подробно исследовать эти взаимосвязанные свойства вибрации, чтобы обнаружить самые глубокие ответы.
Самый легкий и знакомый способ познакомиться с вибрацией — посредством звука. Любой музыкант скажет, что все вибрации звука сгруппированы в октавы. А мы знаем, что слово “окт” означает число восемь. В октаве существуют семь основных “узлов” вибрации, за ними следует восьмой. Восьмая нота играет двоякую роль, она не только завершает одну октаву, но и начинает новую.
Греческий математик и философ Пифагор, посредством процесса последовательного деления частоты на пять, впервые разработал восемь “чистых” тонов октавы, известных как диатоническая шкала. Он взял однострунный “монохорд” [43], и измерил точные длины волны при проигрывании разных нот.
Земной монохорд с его пропорциями и интервалами
Играя как на гитаре и двигаясь сверху вниз, он прижимал палец на различных длинах струны, и бренчал, чтобы получить разные ноты. Каждая проигранная нота делила струну на две разные части, затем для каждой ноты измерялись и записывались длины разных частей струны. Пифагор показал, что частоту (или скорость вибрации) каждой ноты можно представить в виде отношения между двумя частями струны, или двумя числами, отсюда термин “диатонические отношения”. Дальнейшее исследования деления на пять привели к созданию Октавы как самому простому группированию различных отношений, таких как 1:1, 2:1, 3:2, 5:3, 13:8 и 23:13.
Диатоническую шкалу можно видеть на пианино как белые клавиши, где первая нота октавы — до. У пианино есть еще и черные клавиши, и если включить и их, то получается Октава из тринадцати нот, где тринадцатая нота является началом следующей октавы. Тринадцать нот известны как хроматическая шкала, и бОльшая часть музыки всего мира будет состоять только из нот октавы. Поэтому все песни можно играть на пианино. (Как исключение: Индийская музыка пользуется нотами, не укладывающимися в хроматическую шкалу, их называют квотертонами или микротонами).
Математика считает, что основная причина выбора восьми нот вместо тринадцати “для группирования музыкальных нот октавы” в том, что все восемь “диатонических” нот будут приятно звучать вместе; иными словами, они будут гармоничны. Вы можете играть песню на белых клавишах пианино, и она всегда будет звучать как музыка, не зависимо от того, какие ноты вы берете. Однако если вы экспериментируете с хроматической шкалой, не зная, что делаете, вы получите болезненный диссонанс, и любой, находящийся в комнате, очень быстро попросит вас прекратить.
Математически, самая высокая нота в Октаве обладает скоростью вибрации или частотой вдвое большей, чем самая низкая нота. И это самый основной способ убедиться, что Октава образует одну полную группу звуковых вибраций.
Каждая нота, будь то ля, си, до, ре, фа, ми или соль, будет дублироваться в следующей октаве. Поскольку октавы постоянно дублируются, полоса частот, воспринимаемая человеческим слухом, ограничивается определенным числом октав. Выше определенного уровня, вибрации станут настолько быстрыми, что перестанут восприниматься человеческим ухом, хотя и будут существовать вокруг нас.
Итак, как из алфавита можно составить все возможные слова нашего языка, так и структура октавы содержит все возможные вибрации звука и раскрывает простой способ, как они сочетаются вместе. Теория Хаоса могла бы назвать Октаву “аттрактором”, что означает: все вибрации звука, как бы “хаотично” или случайно они не связывались друг с другом, могут “притягиваться” в структуру Октавы. Но вы можете спросить: “ Как насчет других немузыкальных звуков, таких как ветер?” Как звук ветра может увязываться с Октавой музыкальных нот? “Белый шум” — технический термин, обозначающий высокоскоростные, случайно рассеянные колебания звуковой частоты, не производящие любого отдельного тона, а создающие шипящий шум, который можно слышать, когда воздух выходит из шины. Хотя в этом звуке могут присутствовать тысячи перекрывающихся частот, мы знаем: если их надлежащим образом отделить друг от друга, каждая из них должна автоматически превращаться в часть октавы, на том или иной уровне. Просто когда слишком много разных звуков звучат слишком быстро, наше ухо не может отличить их друг от друга.
С научной точки зрения, звук — не более чем вибрация молекул воздуха. Математически, мы меряем звуки в терминах того, сколько раз воздух вибрирует в секунду времени. Это дает математическую величину, и любой, кто когда-нибудь играл на струнном инструменте, знает, что средний настроечный камертон покажет: нота ля — это 440 колебаний воздуха в секунду. Разная нота будет иметь разную величину колебаний в секунду, поэтому 440 колебаний в секунду будут всегда давать ноту ля. И это все, что есть. Позже мы убедимся, что, что эти “гармонические” числовые величины чрезвычайно важны для измерения и анализа поведения эфира.
Диатоническая числовая шкала частот
(Примечание: немного подогнано — объяснение позже)
Поскольку вы не пребываете в полном вакууме, плотность или состав вибрирующего воздуха значения не имеют, то есть, музыкальный инструмент будет звучать одинаково на вершине горы Эверест, где воздух разряжен, и на уровне моря, где воздух намного плотнее. Однако если сам воздух не имеет значения, тогда необходимо нечто другое, нечто, что вибрирует. Например, те же самые звуки мы можем слышать и под водой, такие как песни китов. Если ударить по металлу настроечного камертона, он может издать звук, и если держать основание камертона возле черепа, звук будет резонировать с вашим телом.
Таким образом, сама по себе среда не влияет на тон или высоту звука; вибрация может происходить в чистом воздухе, грязном воздухе, чистой воде, грязной воде, металле, плоти, кости или других формах, как в случае старомодного “телефона”, состоящего из двух оловянных банок, соединенных длинной струной. В этом случае, когда струна туго натянута между двумя банками, и один человек говорит в банку, а другой слушает, струна будет переносить звуковые вибрации, хотя, они и будут искажаться. Короче говоря, звуковые вибрации происходят не только в воздухе, они вибрируют во всем. Слышать звук — значит напрямую воспринимать и ощущать вибрации.
Хотя мы привыкли считать, что основные звуковые вибрации значимы и важны только для наших ушей, эта книга уже начала демонстрировать, что простые вибрации Октавы лежат в основе всей реальности, какой мы ее знаем. Невидимая “несжимаемая жидкость” эфира или “сознательная энергия”, формирующая Первичное Существо нашей Вселенной, может определенно представляться вибрирующей согласно этим принципам, что мы уже наблюдали на планетах. Именно поэтому индусы предложили идею, что АУМ является первичным звуком, сформировавшим Творение. И сейчас мы можем видеть, что звук строит Вселенную, а музыка — это способ физически услышать и ощутить суть самого Бога. Мы сами — творения Бога — состоим из живых, танцующих музыкальных волновых форм. Без музыки в своей жизни мы отвергаем само внутреннее знание и наслаждение своим существованием.
Идентичный уровень октавы вибраций содержится и в спектре видимого света. У нас есть белый свет, который с помощью призмы мы можем разложить на радугу из семи цветов — красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, индиго и фиолетовый — прежде, чем начнется более высокий уровень октавы вибраций — инфракрасный и ультрафиолетовый. Сейчас мы знаем, что частота видимого света как пульсирующее “возбуждение” жидкообразной эфирной энергии — более высокая октава вибрации, чем частоты звука в музыкальной октаве. В целях упрощения, вы можете взять числовые отношения между каждой нотой музыкальной диатонической шкалы, удваивать их много раз, и со временем обнаружите те же отношения между скоростями вибрации светового спектра. Единственная разница между ними — величина; звук вибрирует намного медленнее, в то время как свет вибрирует намного быстрее.
43
43 Монохорд — однострунный музыкальный инструмент, распространенный в Древней Греции и Риме, в Западной Европе до 19 века.