Кажется очевидным, что поздние компиляции ценны как источники по древнему пифагореизму лишь в тех сравнительно немногих случаях, когда передаваемые ими сведения восходят к авторам рубежа IV—III вв.[121] Но, к глубокому сожалению, до нас дошли не Аристоксен и Дикеарх, а именно Ямвлих и Порфирий, и созданный ими образ на много веков определил отношение к пифагорейцам.[122] Разумеется, уже в XIX в. эти поздние биографии никто полностью не воспринимал всерьез и ругать Ямвлиха стало едва ли не ученой традицией. И все же, несмотря на огромную критическую работу, проделанную несколькими поколениями исследователей, образ Пифагора и его школы так и не был до конца очищен от множества поздних напластований, аккумулированных в сочинениях их неопифагорейских эпигонов.
Завершая краткий обзор главных, но далеко не всех биографических трудов,[123] упомянем еще Диогена Лаэрция. Исследование источников его биографии Пифагора показало, что он пользовался далеко не худшими из них,[124] к тому же его отношение к «чудесной» стороне пифагорейской традиции было гораздо более сдержанным, чем у Порфирия и Ямвлиха. Отсутствие у Диогена Лаэрция собственных идей по интересующему нас вопросу в известной мере гарантирует меньшую искаженность передаваемого материала, чем у неопифагорейских биографов. Впрочем, его способ обращения с источниками, напоминающий составление мозаики, иногда обескураживает даже больше, чем стиль Ямвлиха, который обычно переписывал тексты довольно большими кусками.
2.2 Жизнь на Самосе
Сведения о Пифагоре до его отъезда в Великую Грецию чрезвычайно малочисленны. Ранние источники называют его родиной Самос (Hdt. IV,95; Isoc. Bus. 28), с чем солидарна и большая часть поздних авторов.[125] Но уже у Феопомпа и Аристоксена (fr. 11) появляется другая версия: они считали его тирренцем (этруском) с одного из островов в Эгейском море, откуда впоследствии тирренцы были изгнаны афинянами. Происхождение этой версии не совсем ясно,[126] но каково бы оно ни было, принимать ее нет никаких оснований.
Отцом Пифагора обычно называют Мнесарха (Heracl. В 129; Hdt. IV,95). О профессии Мнесарха высказывались различные мнения: одни считали его богатым купцом (Porph. VP 1; Iam. VP 2), другие — резчиком гемм (D.L. VIII,1). Упоминание о такой редкой профессии не очень похоже на чье-то изобретение,[127] но первый вариант все же предпочтительнее.[128] Самосский аристократ вполне мог заниматься крупной торговлей хлебом (но никак не ремеслом), а образование и характер политической деятельности Пифагора явственно указывают на знатность и богатство его происхождения.
Из предшественников Пифагора его чаще всего связывают с Ферекидом. В более поздние времена у него появляются и другие учителя, например Анаксимандр и Фалес (Porph. VP 2; Iam. VP 11-12), однако стремление эллинистических эрудитов связать всех великих философов нитями личной преемственности едва ли заслуживает серьезного внимания. Что касается Ферекида, то Ион, впервые упомянувший его рядом с Пифагором, еще ничего не говорит об их личных контактах. Но уже в следующем веке историк Андрон из Эфеса, автор книги о семи мудрецах, называет Ферекида учителем Пифагора (D.L. 1,119), за ним следуют Аристоксен (fr. 14) и Дикеарх (fr. 34). Андрон черпал свои сведения из Феопомпа, который повествовал о чудесах и предсказаниях Ферекида (7 А 6). Андрон приписал те же чудеса Пифагору, изменив лишь имена и географические названия.[129]
Соседство Ферекида и Пифагора в легендарной традиции не должно нас смущать: она сближала персонажей по определенному признаку — наличию «чудесных» историй. Эмпедокла в этой связи поминали ничуть не реже, в то время как Аристотель называл его φυσιολόγος (31 А 22) и цитировал больше, чем любого другого из досократиков. Несмотря на древность традиции, сближающей Ферекида и Пифагора, она, скорее всего, неисторична. В пифагореизме едва ли найдутся черты, свидетельствующие о близости его основателя к Ферекиду.[130] Гораздо больше сходства в стиле их жизни, что как раз и могло послужить основанием для сближения. «Если Ферекид был мудрецом того типа, который связан с чудесными историями, а именно таким был Пифагор, то связь между двумя схожими современниками была бы изобретена независимо от того, существовала она в действительности или нет», — писал по этому поводу Рэйвен.[131] Возможно, здесь сыграли свою роль и стихи Иона.
122
См., например, последнюю биографию Пифагора: Gorman P. Pythagoras: A Life. London 1979.
125
См.: Cuccioli Melloni R. Richerche sul Pitagorismo I. Biografia di Pitagora. Bologna 1969, test. I.
126
См.: Burnet, 87; Delatte. Vie, 147 f; Wehrli. Com. ad /ос; Philip, 185; Momigliano. Op.cit, 75. Едва ли оно объясняется попыткой связать религиозное учение Пифагора с этрусками: в античной традиции нет упоминаний о том, что они верили в переселение душ. Непонятно также, почему Аристоксен предпочел эту версию традиционному и, по всей видимости, верному мнению: ведь ему, в отличие от Феопомпа, была доступна школьная традиция. Кроме того, он вовсе не стремился представить Пифагора чудотворцем и меньше всего касался религиозных вопросов.
127
Как считал Делятт (Delatte. Vie, 147), Диоген Лаэрций цитирует здесь Гермиппа. Гермипп работал в Александрийской библиотеке и имел доступ к многочисленным источникам. Одним из них мог быть Дурид Самосский, автор трактата о гравировке по металлу, также писавший о Пифагоре (Philip, 186). Построения Деманд (Demand N. Pythagoras, Son of Mnesarchos, Phronesis 18 [1973] 91-96) по этому поводу совершенно фантастичны.
128
Philip, 185. Ср.: Fritz К. von. RE 15.2 (1932) 2270-2272. Майнер полагал, что Мнесарх мог заниматься и той и другой профессией (Minar, 3). Во всяком случае, на основе одной реплики Диогена (или Гермиппа) нельзя строить далеко идущие предположения, как это делают Селтман и Гатри (Seltman. Op.cit., 76 f; Guthrie I, 176 f), связывая начало чеканки монет в Южной Италии с приездом туда Пифагора, знакомого с профессией гравера. См.: De Vogel, 52 ff; Demand N. The Incusive Coins: A Modern Pythagorean Tradition Re-Examined, Apeiron 10 (1976) 1-5; Kraay. Op.cit, 164 f.
129
См.: Jacoby F. The First Athenian Prose Writer, Mnemosyne 13 (1947) 24 n. 32; Burkert, 144 n. 133.
130
Учение метемпсихоза, которое приписывает Ферекиду Суда, — это поздняя выдумка, призванная объяснить его сближение с Пифагором (Long. Op.cit, 13 f). Ср.: Schibli Η. S. Pherekydes of Syros. Oxford 1990, 11 ff, 104 f.
131
KR, 50 f. Cm. также: Zeller, 299 η. 2; Philip, 188. Стоит заметить, что Ферекид не был «обычным» теологом и чудотворцем: тот же Аристотель находил рациональные черты в его учении (7 А 7). Есть основания полагать, что на него повлиял Анаксимандр (Kahn Ch. Η. Anaximander and the Origin of Greek Cosmology. New York 1960, 240; Fritz K. von. Pherekydes, RE 19.2 [1938] 2030 f).