Итак, ничего определенного об учителях Пифагора сказать нельзя.[132] Несмотря на его несомненную близость к ионийской традиции и знакомство с идеями милетских философов, никто из них, вероятно, не был его прямым наставником.
«Достигнув сорока лет, — говорит Аристоксен, — Пифагор, видя, что тирания Поликрата слишком сурова, чтобы свободный человек мог переносить ее надзор и деспотизм, уехал вследствие этого в Италию» (fr. 16). Годом его отъезда с Самоса Аполлодор считал первый год 62-й олимпиады (532/1 г.), основываясь, как полагают, на сочинении самого Аристоксена,[133] а Тимей — вероятно, 529 г.[134] Следовательно, приблизительной датой рождения Пифагора можно считать 570 г. Единственным препятствием здесь служит то соображение, что уже в труде Аристоксена содержалась синхронизация главного события в жизни Пифагора — прибытия в Италию — с его акме. Такой прием действительно характерен для эллинистической биографии, но ниоткуда не следует, что им пользовался Аристоксен, стоявший у самых истоков этого жанра.[135] Биографии Аристоксена посвящены, как правило, людям недавнего прошлого — Сократу, Платону, Архиту и едва ли нуждались в искусственной синхронизации. Остается добавить, что любая альтернативная хронология критики не выдерживает[136] и время около 570 г. считается едва ли не общепринятой датой рождения Пифагора.
Поликрат приходит к власти на Самосе около 540 г.[137] и до 522 г. остается единоличным правителем острова. Эпоха его правления была весьма благоприятна для Самоса: на острове ведется обширное строительство, его экономика процветает. Подобно многим греческим тиранам, Поликрат покровительствовал талантам: при его дворе жили поэты Ивик и Анакреонт, работали знаменитый врач Демокед и создатель самосского туннеля инженер Евпалин. Что же заставило Пифагора уехать с Самоса? Действительно ли связь с земельной аристократией, враждебной Поликрату?[138] Или, как считают некоторые, политические мотивы его эмиграции просто выдуманы Аристоксеном, чтобы приписать ему славу тираноборца?[139] Вероятно, любой ответ здесь будет гадательным. Можно лишь полагать, что, будь Пифагор только философом и ученым, ему, вероятно, нашлось бы место под властью просвещенного тирана. Однако он был еще и человеком, движимым сильными политическими амбициями и посвятившим политике немалую часть своей жизни. Трудно ли было ему понять, по прошествии нескольких лет тирании Поликрата, что Самос слишком мал для них обоих? Политическая карьера в условиях тирании могла вывести его только в приближенные тирана, но этот путь вряд ли подходил для такой личности, как Пифагор.[140]
2.3 Великая Греция
По удачной характеристике Майнера, «Пифагор прибыл в Кротон в качестве религиозного и морального учителя... вероятно, с некоторым опытом реакционого политического агитатора. Он был человеком с сильными социальными и политическими предубеждениями и глубоким чувством собственной значимости. Он был избранным лидером, пророком, но не без хитрости и хорошего знания практических деталей и средств, которые только и могут объяснить его последующий феноменальный успех».[141] Вот как описывает его приезд Дикеарх (в передаче Порфирия):
«Когда Пифагор прибыл в Италию и появился в Кротоне, он расположил к себе весь город как человек много странствовавший, необыкновенный и по своей природе богато одаренный судьбой, ибо он обладал величавой внешностью и большой красотой, благородством речи, нрава и всего остального. Сначала, произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в совете, затем, по их просьбе, дал наставления юношам, после них детям, собранным вместе из школ, и, наконец, женщинам, когда и их созвали, чтобы его послушать» (fr. 33).
К сожалению, картина, нарисованная Дикеархом, слишком похожа на фрагмент Антисфена о речах Пифагора,[142] и потому едва ли может рассматриваться как независимое свидетельство. Маловероятно к тому же, чтобы Пифагор смог столь быстро и без особого труда добиться влияния в чужом для него городе — ведь он прибыл в Великую Грецию в одиночку, лишенный всякой поддержки. Судьба таких людей в VI в. редко была завидной, это заметно хотя бы на примере Ксенофана. Последующий успех Пифагора действительно можно связывать с его харизматическими качествами и умением убеждать людей, но у нас нет данных о том, что он сумел завоевать влияние в Кротоне уже в первые годы своего пребывания, не говоря уже о месяцах.
132
Фон Фриц полагал, что упоминание еще об одном учителе Пифагора — Гермодаманте, потомке Креофила, из известной семьи самосских аэдов (D.L. VIII,21; Porph. VP, 15), могло принадлежать Аристоксену (von Fritz. Pol., 17; ср.: Delatte. Vie, 151; Philip, 189). Если это и так, оценить достоверность подобной информации невозможно.
133
Jacoby F. Apollodors Chronik. Berlin 1902, 216 f; Burnet, 88 n. 1; Philip, 185; Burkert, 110 n. 4; Mosshamer A. A. The Cronicle of Eusebios and Greek Chronographical Tradition. Lewisburg 1979, 282. Разумеется, у Аристоксена едва ли стояла точная дата, ее должен был высчитать сам Аполлодор.
134
Burnet, 89; Minar, 133 ff; de Vogel, 23 f. Ср.: Jacoby. FGrHist IIIb, Not. 198; von Fritz. Pythagoras, 180 f.
135
Построения Мосхамера на этот счет неубедительны (Mosshamer. Op.cit, 234). Ср.: Bowen А. С. The Minor Sixth (8:5) in Early Greek Harmonic Science, AJP 99 (1978) 501-506.
136
Morrison. Pythagoras, 144; von Fritz. Pythagoras, 179 ff; Philip, 195 f; De Vogel, 21 ff.
140
О насильственной или добровольной эмиграции самосских аристократов при Поликрате см.: Shipley. Op.cit., 91. Выбор Кротона в качестве места эмиграции едва ли случаен: между двумя городами уже в то время должны были существовать торговые связи (Ciaceri Ε. Storia della Magna Grecia. V. II. Milano 1940, 18 f, 234 f).
142
С той лишь разницей, что у Антисфена речи не отнесены к моменту появления Пифагора в Кротоне.