Этот вариант редукционизма значительно более радикален. Он утверждает, что «языки» высших уровней (например, язык биологии или психологии) — лишь удобный способ описания сложных явлений, которые, однако, всецело порождены действием физических законов и процессов нижнего уровня. Эти «высшие языки» необходимы в силу своего практического удобства, но они не соответствуют никакой фундаментальной реальности. В принципе, если речь не идет о жизненной практике, полное описание человеческой природы могло бы быть сделано в терминах редукционизма (то есть путем сведения к фундаментальным физическим законам).
Можно привести здесь избитый, но полезный пример из физики. Он касается взаимоотношения термодинамики (высший уровень) и кинетической теории газов (низший уровень). В газах не происходит ничего, кроме столкновения молекул, подчиняющегося соответствующим физическим законам. Если в этом взаимодействии задействовано, скажем, 1023 молекул, невозможно говорить о свойствах отдельных молекул. Такая, например, термодинамическая величина, как температура, которая имеет прямое отношение к средней молекулярной кинетической энергии газа, есть не что иное, как символическое обозначение, применяемое для описания существенного свойства совокупности молекул. Однако это все, что представляет собой температура: она есть не более чем средняя кинетическая энергия.
Сторонник такого вида редукционизма скажет примерно то же самое в любых других подобных случаях, например, если говорить о человеке, он будет утверждать, что психические переживания сводятся к прямой сумме молекулярных процессов человеческого мозга. Многие из тех, кто придерживается противоположной точки зрения, могут быть названы «контекстуалистами» поскольку они считают, что природа индивидуальных процессов зависит от общей ситуации, общего контекста, в котором происходят тот или иной процесс. Другой способ преодоления редукционизма — предположение того, что одновременно с «восходящим» влиянием составляющих частей на целое, существует и «нисходящее» воздействие целого на его части. Есть точка зрения, видимо, промежуточная между редукционизмом и крайним контекстуализмом. Она поддерживается многими авторами и может быть обозначена как «концептуальный эмержентизм». Возвращаясь к примеру с газом, можно сказать, что там действительно нет ничего, кроме простых молекулярных процессов, но, с другой стороны, невозможна сама идея температуры, если речь идет о недостаточно большом количестве молекул. В этом смысле понятие температуры не сводимо больше ни к чему, так как его нельзя выразить в терминах, описывающих отдельные молекулы. Привлекательность такого взгляда кроется в его видимой способности признать некоторые элементы холизма, подобно тому, как мы можем говорить о комплексных системах, не задаваясь вопросом о всеобщей применимости микроскопических законов физики. Однако есть подозрение, что под маской сложности на самом деле скрыт самый обычный редукционизм.
Перед холистами стоит проблема того, как разные уровни описания могут непротиворечиво сочетаться между собой, каким образом базовые «восходящие» взаимодействия уступают место действию дополнительных «нисходящих». Перед редукционистами стоит другая проблема: каким образом то, что наблюдается на высших уровнях, появляется в качестве внешних побочных продуктов фундаментальных процессов. Эти противоречия между холистами и редукционистами обсуждаются уже столетиями, и прогресс пока достигнут очень незначительный. Участники дискуссии выдвинули несколько путей возможного решения этих проблем.
Стратегия редукционистов трактует базовые составляющие мира как материю в том виде, как ее рассматривает физика, а психический опыт — как последствие комплексной организации материи, что–то вроде незначительной ряби на поверхности реальности, в основе своей материальной. Разумеется, в природе существуют случаи, подходящие под такое описание. Например, молекула Н20 сама по себе не обладает свойством влажности, это свойство принадлежит только большой совокупности таких молекул. Способ распределения энергии между этими молекулами изменяется благодаря их взаимодействию, что производит эффект, называемый физиками «поверхностным натяжением», а этот физический эффект, в свою очередь, соответствует нашему ощущению влажности. Такое возникновение нового свойства сложно просчитать, но в его характере нет ничего противоречивого: обмен энергией между составляющими частями порождает новое свойство, характерное для целого. Не ясно, однако, какое отношение этот пример может иметь к возникновению психических переживаний как нового свойства материи. Ведь это свойство кажется совершенно не похожим на любое другое взаимодействие между разрозненными кусочками целого.