Это противоположная точка зрения, утверждающая, что все мировые религиозные традиции существуют на равных основаниях. Конечно, всему есть границы, и последователи такого взгляда вряд ли настолько же хорошо уживаются с сатанизмом, как и с иудаизмом. И все же основные религиозные традиции, о которых мы говорили выше, считаются в рамках такого подхода одинаково значимыми, хотя и обладающими разными культурными особенностями и разными путями достижения духовного совершенства, а их различные описание божества, или Наивеличайшего, считаются разными масками, скрывающими невыразимого Истинного. Огромная сложность этого подхода заключается в его несоответствии тому, что последователи каждой из религий могли бы сказать о своем собственном понимании божественного. Такое вежливое обобщение совершенно не учитывает специфики отдельных традиций. Очень трудно поверить, что таким способом можно избавиться от разногласий, описанных в предыдущем разделе. Основанием для плюрализма служит уверенность в том, что Истинный не может быть неизвестным или недоступным для какого–либо достаточно долго существующего сообщества. Однако возможны и другие способы достижения желаемого решения.
Эта точка зрения разделяется многими христианами, не отвергающими духовный опыт своих собратьев, принадлежащих другим традициям, не желающими утверждать, что у последних совсем нечему научиться, а также верящими в то, что Бог оставил свидетельства о своей божественной природе везде и во все времена. Инклюзивизм, следовательно, не отрицает, что другие традиции имеют подлинный опыт, но и не отрицает окончательного и наиболее авторитетного характера самораскрытия Бога во Христе. В конечном итоге, все действительно должны прийти к Отцу через него, потому что он — единственный мостик между человечеством и Богом. Но свет Слова сияет также и в других традициях, точно так же, как и в иудейской вере, что признает любой христианин. Бог присутствует всегда и везде (через скрытую работу Духа), и ни одно сообщество не существует без какого–либо истинного общения с Ним. Карла Ранера можно назвать инклюзивистом, когда он говорит о последователях других традиций, как о «безымянных христианах». Разумеется, им может не понравиться такое наименование, которое, как оказывается, означает преимущественное положение христианства, но Ранер пытался сказать здесь о содружестве, а не об аннексии. Как и многие другие богословские позиции, инклюзивизм, скорее, устанавливает границы, в пределах которых можно найти приемлемое решение, чем предлагает само это решение. Проблемы несовместимости так и остаются нерешенными.
Существует ясная взаимосвязь между вышеописанными типами отношения к межрелигиозным вопросам и различными подходами в богословии, которые мы обсуждали в главе 1 .Те, кто занимает позицию когнитивного подхода, будут склоняться к инклюзивизму, поскольку суждения в их понимании могут быть или истинными или ложными. Сторонники опытно–экспрессивного и культурно–лингвистического подхода, видимо, будут способны воспринять разные формы плюрализма. На самом деле, причиной развития этих двух подходов к богословию как раз было желание сделать возможным хоть какой–то вариант экуменического сосуществования. Поскольку религия в основе своей говорит о некоем внутреннем отношении, а также об образе жизни сообщества, нужно ожидать серьезных культурных различий между различными религиозными традициями, и нужно поощрять их, поскольку то, что подходит одному человеку или обществу, совершенно не обязательно подойдет и другому. Значительные различия внутри каждой религии приспосабливает ее таким образом к человеческому разнообразию. Однако, поскольку каждая религия содержит также и когнитивный элемент, выражающий ее суть, проблема несовместимости позиций вновь остается нерешенной.
Инклюзивизм близок к критическому реализму в понимании богословия. Он признает, что общение с божественным универсально для всего человечества, и приветствует поиски понимания его разнообразных форм и описаний наряду с признанием того, что каждая традиция и сообщество видят реальность со своей точки зрения, и эта точка зрения определяется культурой. Ему известно, что интерпретация и опыт переплетены, но он уверен в том, что за всем этим стоит истинная Реальность, правдоподобное понимание которой мы пытаемся найти, и верит, что эта Реальность такова, что понимание ее, по крайней мере до какой–то степени, доступно человечеству.