Религиозное представление о неизменности психических особенностей человека основывается на представлении о «душе», вложенной в тело человека богом и потому обладающей раз навсегда определенными качествами. Но на самом деле, как было показано, никакой «души» в человеке нет. Раз нет «души», следовательно, не может быть и речи о зависимости психических качеств от постоянной «души» и их неизменности.
Так думают ученые, которые не признают религиозных догм. Однако те представители науки в странах капитала, которые находятся в плену религиозных представлений, полагают иначе. Они на словах ничего прямо не говорят о «душе» и боге, но настаивают на неизменности живых существ, психических особенностей людей. Таковы, например, биологи, разделяющие взгляды реакционных ученых Вейсмана–Моргана. Они считают, что растения и животные остаются во все времена такими, каким является «вещество наследственности». Некий Мак-Нэйр Вильсон в книжке, изданной несколько лет тому назад в Англии, по существу отстаивает ту же мысль. Говоря об инстинктах животных, он уверяет, что «инстинкт выражает волю творца». Большая группа психологов в странах капитала заявляет, что психические особенности людей определяются наследственностью, которая не зависит от окружающих условий, остается всегда постоянной. Чем же тогда отличается точка зрения таких представителей буржуазной науки от религиозного представления о неизменности природы живых существ, «душевных» качеств людей? Ясно каждому, лишь деталями. Ну, а что говорит наука по этому поводу?
Изменяются ли инстинкты. В центральных областях Европейской части нашей страны живет неприметная, похожая на воробья птичка — овсянка-дубовик. Каждую осень она отправляется в далекое путешествие через Сибирь в Индокитай, а весной возвращается обратно. Угорь, который живет в реках бассейна Балтийского моря, ходит метать икру за 7–8 тысяч километров в Саргассово море, к берегам Америки. Этот путь он проделывает один раз в жизни; обратно в Европу теплое течение Гольфстрим приносит лишь его личинки: взрослые угри гибнут у американских берегов после того, как совершат икрометание. Икра сельди и трески переносится течением от берегов Норвегии и Мурманского побережья на север. Но вылупившиеся из нее мальки безошибочно находят путь обратно (рис. 24).
Много интересных фактов такого же характера известно из жизни и других живых существ. Так, например, у муравьев наблюдается строгое распределение обязанностей по «обслуживанию» муравейника: одни из них несут охрану, другие занимаются с потомством; третьи — их большинство — снабжают всю колонию пищей, удаляют отбросы, сооружают само здание муравейника и т. п. Учил ли их кто-нибудь это делать? Нет! Может быть, это «дано от бога», как говорит религия? Тоже нет.
Сложные, врожденные формы поведения животных получили название инстинктов. Наиболее ярко они бывают выражены у насекомых, рыб и птиц. Есть они и у человека: инстинкт самосохранения, пищевой, родительский и другие. Инстинктивные действия часто сравнивают с действием автоматов. Такое сравнение имеет смысл: инстинкты подобны движению заведенного однажды механизма. Подобно автомату, пчела, сооружающая соты, в строгой последовательности выполняет одну операцию за другой, даже в том случае, когда ее действия не имеют никакого смысла. Например, пчела отложила в ячейку мед, который мы тотчас же изъяли. Следующее действие пчелы — закупорка ячейки; и пчела закрывает пустую ячейку, она «не интересуется» более медом, ради которого, собственно, и производится закупорка. Ее действия автоматичны, а не сознательны. Если бы у пчелы было сознание, то она вторично наполнила бы ячейку, а уже потом стала ее запечатывать (рис. 25).
Интересные фактические данные о «неразумности» инстинктов приведены известным натуралистом Ж. Фабром. Его внимание однажды привлекла оса-церцерис, которая отличается большой заботой о потомстве. Свои яйца она откладывает в специально вырытые подземные галереи. Чтобы обеспечить пищей личинку, которая вылупится из яйца, оса наполняет эти галереи жужелицами. Поймав жужелицу, оса вонзает жало в ее центральный нервный узел, в результате чего жертва теряет способность к движению, парализуется. В своей охоте за жужелицами оса-церцерис не знает неудач. Для поражения жертвы ей всегда достаточно одного удара. Однако стоило Фабру отрезать жужелице усы, за которые оса обычно втаскивает жертву в галерею, как вся картина разом изменилась: «безусую» жужелицу оса сумела укусить, но втащить в нору никак не могла, так как втаскивала жужелицу всегда за усы; повозившись некоторое время, оса улетела за новой жертвой, бросив жужелицу, так сказать, на месте «убийства».