Однако „ты должен“ — следовательно „ты можешь“. И значит, должна быть такая сила, которая служила бы для нас источником и света, и энергии в духовном отношении, источником духовного удовлетворения. Эта сила в Боге.
Наука знает лишь явления, а философская пытливость человека [Ср. гносеологические исследования Лосского в области онтологии, показывающие возможность постижения трансцендентного (в этом — „преодоление“ Канта, считающего недоказуемым для отвлечённого, чистого разума как небытие, так и бытие Бога и обосновывающего последнее лишь практически, морально).] стремится проникнуть за завесу этой „maya”, которая скрывает от нас подлинную сущность мира („satya”), его естество, его истинное бытие, его онтологическую основу, его Истину. И приходит в мир Тот, Кто говорит: Я есмь Истина (т. е. то, что подлинно и вечно, что составляет истую основу бытия, его „естину“ [Так толкует слово „истина“ П. Флоренский в своем труде „Столп и утверждение истины“.], то, что воистину есть; истина одного корня с лат. justus, рус. истый, истовый, чеш. jisty, польск. istniec — существовать).
Короче говоря, научное мышление доказывает, что должен быть Бог, а религия Его открывает и сообщает с Ним. (Наука доказывает необходимость Его бытия логически, эстетика показывает идеальное бытие в образах, а религия соединяет, приводит в общение с Богом.)
В „Божественной комедии“ провожает поэта Данте через ад и чистилище Виргилий, олицетворение человеческого знания.
Но когда путники приходят к дверям рая, Виргилий оставляет Данте, и через порог рая в лучезарный свет Божества приводит его Беатриче (олицетворение религии).
Только внутренний религиозный опыт поможет нам перешагнуть через порог между явлением и сущностью, необходимостью и свободой.
„Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня“, — говорит Христос.
Этот религиозный опыт открыл мне в мои студенческие годы реальное непосредственное бытие Того, Чье присутствие подсказывали и мысль, и откровения красоты, и сознание собственного несовершенства.
И тогда я увидел, что религия не только не противоречит науке, но
Религия движет науку
Я не говорю о той „религии“, которая сожгла на костре Джиордано Бруно, потому что она же сожгла и Яна Гуса, т. е. она боролась не только с наукой, но и с религией.
Прежде всего наше положение правильно психологически, с точки зрения психологии познания.
Мы привыкли думать, что знание сильнее веры, лежащей в основе религии. Но на самом деле именно вера сообщает силу знанию; знание без уверенности в нём, без признания — мёртвые сведения. Вы можете знать, что аэроплан в состоянии поднять вас; но если вы в этом не уверены, вы никогда не решитесь на него сесть. Знание, что можно без вреда для здоровья опустить руку, смазанную нашатырным спиртом, в расплавленный свинец, ещё не даст вам решимость это проделать, если вы в этом знании не уверены. А между тем рабочие на заводах моют руки в расплавленном свинце.
А тем более знания морального порядка, обязывающие нас к подвигу, риску и жертве, требуют полной веры, какою может быть только религиозная вера: ибо плоха та нравственность, к которой мы относимся нерелигиозно (само собой, что и религия, которая не нравственна, не есть религия).
Только религия даёт нравственным нормам моральную, абсолютную санкцию — и тогда они являются не относительными заповедями человеческими, но абсолютными заповедями Бога.
Религия движет науку и в том смысле, что она пробуждает и поощряет дух исследования. Это верно относительно христианства. „Всё испытывайте — хорошего держитесь“, — говорит апостол Павел. „Исследуйте Писание“, таков завет Христа.
В том-то и сила религии, что она пробуждает любовь к жизни, к природе, человеку — освещая их светом вечного, непреходящего смысла.
Я помню, что именно обращение к Богу, которое привело меня к новому мироощущению усилило во мне жажду знания, оправдало те усилия, которые требуются для его приобретения. „Мёртвые кости в анатомическом институте стали для меня живыми“, — говорила одна студентка-медичка, после того как нашла источник воды живой во Христе.
Хочется познать этот мир, который представляет не слепое, случайное сочетание стихий, идущее к разрушению, но дивный космос, являющий развернутую книгу для познания Отца [Некогда, в „последний день“, она вновь „свернётся, как свиток“. Откр. 6, 14.].
Религия потому движет науку, что в религиозном опыте мы вступаем в контакт с Вечным Разумом, Логосом мира.